— А ключи от квартиры не подарить? — спросила я свекровь, которая рассчитывала на мои отпускные делать ремонт

— А ключи от квартиры не подарить? — спросила я свекровь, которая рассчитывала на мои отпускные делать ремонт.

Валентина Петровна замерла с чашкой чая в руках. Её глаза сузились, словно она пыталась разглядеть что-то очень мелкое и неприятное.

— Что ты сказала?

— Я спросила про ключи, — повторила я спокойно, продолжая мешать сахар в своём кофе. — Раз уж вы так хотите распоряжаться моими деньгами на ремонт, может, и квартиру подарю заодно?

Кухня повисла в тишине. Даже холодильник как будто перестал гудеть. Валентина Петровна медленно поставила чашку на стол, не сводя с меня взгляда.

— Лена, ты что, с ума сошла?

— Наоборот, впервые за долгое время в здравом уме, — я отпила кофе и посмотрела на неё через край чашки. — Три года мы живём с Алёшей в этой квартире. Три года я плачу ипотеку, коммунальные, покупаю продукты. А вы приходите сюда как к себе домой, переставляете мебель, меняете шторы и теперь ещё хотите потратить мои отпускные на ремонт кухни.

— Я хочу сделать как лучше! — голос свекрови стал выше. — Эта кухня просто ужас, на такой кухне стыдно готовить!

— Тогда не готовьте.

Валентина Петровна всплеснула руками:

— Как ты разговариваешь со старшими! Алёша слышал бы…

— Алёша на работе. И вообще, мне тридцать лет, я не обязана отчитываться перед кем-то за свои слова.

— Не обязана! — свекровь встала из-за стола, её лицо покраснело. — А перед семьёй не обязана? Мы же одна семья!

Я тоже поднялась, взяла свою чашку и направилась к раковине.

— Семья — это когда спрашивают разрешения, прежде чем залезть в чужие деньги. Семья — это когда уважают границы. А у нас что? Вы приходите, когда хотите, берёте продукты из холодильника, критикуете мою готовку, а теперь ещё и мои накопления хотите потратить.

— Да что ты выдумываешь! — Валентина Петровна замахала руками. — Какие границы? Мы же родные люди!

— Родные, но не собственники моей квартиры.

— Квартиры? А Алёша здесь кто, посторонний?

Я повернулась к ней лицом:

— Алёша — мой муж. Но квартира оформлена на меня, ипотеку плачу я, и решения о ремонте принимаю тоже я.

— Ах вот как! — свекровь села обратно на стул, как будто её подкосило. — Значит, ты решила мне показать, кто тут хозяйка?

— Я не показываю, я просто напоминаю факты.

Валентина Петровна достала из сумочки платок и приложила к глазам:

— Господи, на кого я сына женила. Думала, хорошая девочка, из приличной семьи, а оказалось — эгоистка. Только о себе думает.

— Если эгоизм — это желание распоряжаться собственными деньгами, то да, я эгоистка.

— А семейный бюджет? — свекровь убрала платок и посмотрела на меня с вызовом. — Мы же советские люди, у нас всё общее должно быть!

— Советский Союз развалился тридцать с лишним лет назад. И потом, что-то я не заметила, чтобы вы предлагали вложить свои деньги в наш “общий” ремонт.

— У меня пенсия маленькая!

— А у меня зарплата не бесконечная. И отпускные — это не лишние деньги, которые можно тратить на прихоти. Это мои накопления на отпуск.

Валентина Петровна снова взялась за платок:

— Прихоти… Кухня разваливается, а она называет это прихотями. Алёша должен жить в нормальных условиях!

— Алёша живёт в нормальных условиях. В чистой, уютной квартире, где его кормят, стирают и где он может отдохнуть после работы.

— Кормят! — фыркнула свекровь. — Полуфабрикатами кормят. В моё время женщины умели готовить.

— В ваше время женщины не работали по десять часов в день.

— Работали! И готовили! И детей воспитывали! А вы, современные, только жалуетесь.

Я глубоко вздохнула, чувствуя, как закипает злость:

— Хорошо. Давайте разберёмся. Я работаю с восьми до шести, иногда задерживаюсь. Прихожу домой, готовлю ужин, убираю квартиру, стираю. По выходным — генеральная уборка, закупка продуктов, готовка на неделю. Когда у меня есть время жаловаться?

— А Алёша что делает?

— Алёша работает. Хорошо работает, хорошо зарабатывает. Но дома… дома он отдыхает.

— Правильно! Мужчина должен отдыхать дома. Для этого у него есть жена.

— А жена для чего должна работать наравне с мужчиной и при этом тянуть весь быт?

Валентина Петровна пожала плечами:

— Если не нравится, можешь не работать. Алёша содержать может.

— На одну зарплату Алёши мы ипотеку не потянем.

— Вот видишь! — свекровь торжествующе подняла палец. — Значит, деньги нужны семье, а ты их на себя тратишь!

— Отпуск — это не трата на себя. Это необходимость. Я устаю, мне нужно восстановить силы.

— В моё время без отпусков жили, и ничего.

— В ваше время многие вещи были по-другому. Сейчас другое время.

Валентина Петровна встала и начала ходить по кухне:

— Другое время, другое время… А семейные ценности? А уважение к старшим? Всё забыли, всё потеряли.

— Уважение должно быть взаимным.

— Как ты смеешь! Я мать твоего мужа!

— И это не даёт вам права распоряжаться моей жизнью.

— Я не распоряжаюсь! Я просто хочу, чтобы мой сын жил в красоте!

— Тогда купите ему эту красоту на свои деньги.

Свекровь остановилась и уставилась на меня:

— Значит, ты отказываешься?

— Я отказываюсь тратить свои отпускные on ремонт, который мне не нужен.

— А Алёше нужен!

— Если Алёше нужен ремонт, пусть Алёша скажет об этом сам.

— Он стесняется.

— Чего стесняется? Попросить жену потратить деньги на ремонт?

— Он деликатный мужчина. Не хочет тебя расстраивать.

Я рассмеялась:

— Валентина Петровна, мне тридцать лет. Я замужем три года. Неужели вы думаете, что я не знаю своего мужа? Если бы Алёше действительно нужен был ремонт, он бы со мной об этом поговорил.

— Поговорил бы! — свекровь махнула рукой. — Он же видит, как ты к деньгам относишься!

— Как это?

— Жадно! Считаешь каждую копейку!

— Я веду семейный бюджет. Планирую расходы. Это называется разумным подходом к деньгам.

— А когда последний раз Алёше что-то хорошее покупала?

Я задумалась. Действительно, когда? На день рождения дарила часы, дорогие. На Новый год — новый костюм. А так, просто так…

— Видишь! — Валентина Петровна заметила мою заминку. — Муж у тебя как ребёнок обделённый ходит, а ты на отпуск деньги копишь!

— Алёша никогда не жаловался.

— Конечно, не жаловался! Он воспитанный, не то что некоторые.

Я почувствовала, как щёки горят от злости:

— Что вы хотите этим сказать?

— А то, что хорошая жена сама видит, что мужу нужно. Не ждёт, когда он попросит.

— И что же мужу нужно, по-вашему?

— Красивый дом! Вкусная еда! Заботливая жена!

— У Алёши есть и дом, и еда, и жена.

— Дом — это не квартира с ободранными стенами на кухне. Еда — это не полуфабрикаты. А жена…

— А жена что?

Валентина Петровна помолчала, потом тихо сказала:

— А жена должна любить. По-настоящему любить. А не считать, сколько на мужа потратила.

Эти слова ударили больнее всех предыдущих. Потому что в них была доля правды. Я действительно считала. Не специально, но считала. Сколько трачу на продукты, сколько на коммунальные, сколько на его рубашки, носки, подарки родственникам…

— Я люблю Алёшу, — сказала я тихо.

— Тогда почему не можешь для него кухню отремонтировать?

— Потому что это не для него. Это для вас.

Валентина Петровна села за стол и вздохнула:

— Лена, я старая женщина. Мне недолго осталось. Я просто хочу, чтобы мой сын был счастлив.

— Он счастлив.

— Откуда ты знаешь?

Этот вопрос повис в воздухе. Действительно, откуда я знаю? Алёша никогда прямо не говорил, что счастлив. Он говорил, что любит меня, что ему со мной хорошо. Но счастлив ли?

— Он мне говорил, — соврала я.

— Когда?

— Разве это важно?

— Важно. Потому что я своего сына знаю лучше тебя. И я вижу — он не очень-то счастлив.

— В чём же он несчастлив?

— В том, что жена его не ценит. Принимает как должное. Считает деньги вместо того, чтобы создавать уют.

— Я создаю уют!

— Какой уют? Квартира как музей — всё на местах, ни пылинки, но холодно. Нет в ней жизни.

— А что такое жизнь в вашем понимании?

— Жизнь — это когда женщина для мужчины старается. Готовит его любимые блюда, красиво одевается, дом украшает. А не считает, сколько на это потратит.

Я опустилась на стул. Голова шла кругом от этого разговора.

— Валентина Петровна, а вы никогда не думали, что ваш сын может сам о себе позаботиться? Сам решить, какая ему нужна кухня, какая жена, какая жизнь?

— Думала. Но он выбрал тебя.

В этих словах было столько яда, что я поперхнулась воздухом.

— И что это означает?

— Это означает, что он ошибся. Думал, что ты будешь заботиться о нём, а ты заботишься только о себе.

— Хватит! — я встала так резко, что стул упал. — Хватит! Я не обязана выслушивать это в собственном доме!

— В собственном доме! — Валентина Петровна тоже вскочила. — Да ты забыла, что замужем! Что у тебя есть муж, есть семья!

— У меня есть муж, которого я люблю! Но у меня нет обязанности содержать его мать и выполнять все её прихоти!

— Прихоти! Ремонт кухни — это прихоть!

— Да! Прихоть! Потому что кухня нормальная, функциональная, и менять её нет никакой необходимости!

— Есть! Есть необходимость! Потому что на такой кухне стыдно людей принимать!

— Каких людей? Кого мы здесь принимаем, кроме вас?

— А друзья? А коллеги?

— Мои друзья и коллеги прекрасно обходятся без евроремонта на кухне. Им важнее общение, а не обстановка.

Валентина Петровна презрительно фыркнула:

— Ну да, молодёжь сейчас такая. Лишь бы пива попить и поболтать.

— А ваши друзья что, по кухням ходят рейтинги составлять?

— Мои друзья ценят красоту и уют!

— Тогда пригласите их к себе домой.

— Я приглашаю! Но мне хочется, чтобы и у сына было красиво!

— За мой счёт.

— За семейный счёт!

Я села обратно на стул и закрыла лицо руками. Устала. Очень устала от этого разговора, от этой борьбы, от необходимости постоянно защищать свои границы.

— Валентина Петровна, — сказала я тихо, не поднимая головы, — я понимаю, что вы любите сына. Но я тоже его люблю. И я не враг ему. Я просто хочу, чтобы у нас была нормальная семейная жизнь без постоянного вмешательства извне.

— Я не вмешиваюсь!

— Вмешиваетесь. Постоянно. В нашу жизнь, в наши планы, в наши деньги.

— Я помогаю!

— Помощь — это когда просят. А когда навязывают — это вмешательство.

Валентина Петровна помолчала, потом тихо спросила:

— А если я попрошу?

Я подняла голову и посмотрела на неё:

— О чём?

— Об этом ремонте. Если я вас попрошу?

— Зачем вам этот ремонт, честно?

Свекровь опустила глаза:

— Мне стыдно перед соседками. Они у меня спрашивают, как дела у Алёши, как живёт. А я им что скажу? Что сын с женой в старой хрущёвке с облупленной кухней сидят?

Я вздохнула. Вот оно что. Не забота о сыне, не любовь к красоте. Обычная показуха перед соседками.

— Валентина Петровна, а соседки к нам в гости приходят?

— Нет, конечно.

— Тогда какая разница, какая у нас кухня?

— Как какая разница? Репутация!

— Чья репутация?

— Семейная!

— Наша семья состоит из меня и Алёши. И мы сами определяем, что нам нужно, а что нет.

Валентина Петровна встала и начала собираться:

— Ну что же, теперь я всё поняла. Я поняла, как ты относишься к семье мужа.

— Как?

— Как к чужим людям.

Эти слова снова ударили в больное место. Потому что отчасти это было правдой. Я не чувствовала себя частью их семьи. Не потому, что не хотела, а потому, что меня туда не принимали. Принимали только как придаток к Алёше, как обслуживающий персонал.

— Может быть, потому что вы меня как чужую и воспринимаете? — спросила я.

— Я тебя воспринимаю как жену своего сына!

— А не как отдельную личность со своими желаниями и правами?

— Когда выходишь замуж, личность должна отходить на второй план.

— По-вашему — да. По-моему — нет.

Валентина Петровна натянула пальто:

— Тогда нам не о чём больше говорить.

— Наверное, нет.

Она дошла до двери, потом обернулась:

— А Алёше что скажешь?

— Правду. Что мы поговорили, и я объяснила свою позицию.

— И ты думаешь, он тебя поймёт?

— Надеюсь.

— А если не поймёт?

Я задумалась. Действительно, а если не поймёт? Если встанет на сторону матери? Если скажет, что я жадная и эгоистичная?

— Тогда у нас будет серьёзный разговор о том, что мы хотим от этого брака.

— И ты готова к этому разговору?

— Готова.

Валентина Петровна кивнула и открыла дверь:

— Увидим.

Когда за ней закрылась дверь, я так и осталась сидеть на кухне. Моей старой, не очень красивой, но родной кухне. Здесь я готовила первый ужин для Алёши, здесь мы пили кофе по утрам, здесь планировали нашу жизнь.

А теперь всё это под вопросом. Из-за каких-то соседок, которых я даже в глаза не видела.

Вечером пришёл Алёша. Усталый, как всегда. Я приготовила его любимую картошку с мясом, накрыла на стол, и мы сели ужинать.

— Как дела? — спросил он, как всегда.

— Твоя мама приходила, — сказала я.

— А, ну да, она говорила, что хочет с тобой поговорить о ремонте.

Значит, он знал. Конечно, знал.

— И что ты думаешь об этом ремонте?

Алёша пожал плечами:

— Не знаю. А что ты думаешь?

— Я думаю, что кухня нормальная и ремонт ей не нужен.

— Ну да, в принципе ты права.

— Тогда почему ты не сказал об этом маме?

— А зачем? Она же с тобой хотела поговорить.

Я отложила вилку:

— Алёш, а ты хочешь этот ремонт?

— Да без разницы мне. Кухня как кухня.

— Тогда скажи это маме.

— Зачем? Ты же сама можешь сказать.

И тут я поняла. Он просто не хотел брать на себя ответственность. Пусть жена разбирается с его мамой, пусть жена будет плохой, а он останется в стороне.

— Алёша, это твоя мать. И если у неё есть претензии к нашей семейной жизни, то разговаривать должен с ней ты, а не я.

— Да ладно тебе, какие претензии. Она просто хочет помочь.

— Помочь потратить мои деньги.

— Наши деньги.

— Мои отпускные.

Алёша поднял на меня глаза:

— А что, жалко?

Вот он, главный вопрос. Жалко ли мне денег на ремонт кухни? На создание красоты в доме? На счастье мужа?

— Не жалко, — сказала я честно. — Но я не понимаю, зачем этот ремонт нужен.

— Ну мама же объяснила.

— Мама объяснила, что ей стыдно перед соседками. А мне всё равно, что думают соседки, которых я не знаю.

Алёша кивнул:

— Да, мне тоже всё равно.

— Тогда зачем ремонт?

— Ну… может, действительно красивее будет?

— Красивее — это субъективно. Мне наша кухня нравится.

— А мне… — он задумался, — мне тоже вроде нравится.

— Тогда в чём проблема?

— Да нет проблемы. Просто мама расстроится.

И вот оно. Суть всех наших семейных проблем. Не расстроить маму. Это важнее, чем мнение жены, чем семейный бюджет, чем здравый смысл.

— Алёш, а моё мнение тебе важно?

— Конечно важно.

— Тогда почему ты не поддержал меня перед мамой?

— Я же не знал, что вы будете ругаться.

— Мы не ругались. Мы выясняли отношения.

— Ну да, в общем то же самое.

Я встала из-за стола:

— Нет, Алёша. Не то же самое. Ругань — это эмоции. А выяснение отношений — это попытка понять друг друга.

— И что вы выяснили?

— Мы выяснили, что у нас разные представления о семье.

— И какие?

— Твоя мама считает, что я должна тратить свои деньги на её прихоти. А я считаю, что нет.

Алёша вздохнул:

— Лен, ну не прихоти же это. Ремонт — это нужное дело.

— Нужное кому?

— Ну… всем.

— Мне не нужно.

— А мне…

— А тебе?

— Мне без разницы, — честно признался он.

— Тогда кому нужно?

— Маме.

— Вот именно. Маме. И пусть мама за это и платит.

Алёша покрутил в руках вилку:

— У неё денег нет.

— А у меня есть?

— Ну у тебя больше.

— И что это значит? Что я должна содержать твою маму?

— Да не содержать, а просто помочь.

— Один раз помогу с ремонтом, потом она придумает что-то ещё. Новую мебель захочет, или обои в коридоре поменять.

— Ну не обязательно…

— Алёша, ты правда не понимаешь, к чему это ведёт?

Он молчал, глядя в тарелку.

— Это ведёт к тому, что я стану дойной коровой для твоей мамы. А ты будешь стоять в стороне и говорить: “Мне без разницы”.

— Да не будешь ты никакой дойной коровой.

— Буду. Уже становлюсь.

Алёша поднял голову:

— Что ты имеешь в виду?

— А то, что за три года брака твоя мама ни разу не спросила моего мнения, прежде чем что-то изменить в нашем доме. Она переставляла мебель, меняла шторы, покупала посуду. И каждый раз ты говорил: “Мне без разницы”.

— Ну так ведь она хотела помочь…

— Помочь — это когда спрашивают разрешения.

Алёша встал и подошёл ко мне:

— Лен, ну давай не будем из-за этого ссориться. Скажем маме, что сделаем ремонт позже, когда денег накопим.

— Нет.

— Почему?

— Потому что я не хочу этот ремонт. Вообще. Никогда.

— Но почему?

— Потому что это не наше решение. Это решение твоей мамы. А я не готова жить по указке твоей мамы.

Алёша сел на стул и положил голову на руки:

— Господи, какая же она будет расстроенная…

— А я что, не расстроена? Мне приятно, что моё мнение никого не интересует?

— Интересует.

— Тогда поддержи меня.

— Как?

— Скажи маме, что мы с тобой обсудили и решили пока ремонт не делать.

— А если она спросит почему?

— Скажи правду. Что мы считаем кухню нормальной.

— Она не поймёт.

— Это её проблемы.

Алёша поднял голову и посмотрел на меня:

— Лен, а ты её понимаешь?

— Что именно?

— Ну то, что она хочет для нас лучшего.

— Я понимаю, что она хочет для нас того, что считает лучшим. Но её представления о лучшем не совпадают с моими.

— А может, стоит попробовать понять её точку зрения?

— Я три года пытаюсь понять её точку зрения. А она хоть раз попыталась понять мою?

Алёша молчал.

— Вот именно, — сказала я. — Понимание должно быть взаимным.

— Хорошо, — он встал, — я с ней поговорю.

— Правда?

— Правда. Скажу, что мы пока не готовы к ремонту.

— Спасибо.

Он обнял меня:

— Прости, что сразу не поддержал.

— Ничего. Главное, что поддержал сейчас.

Но на душе всё равно было неспокойно. Потому что я понимала: это только начало. Валентина Петровна не отступится так легко. И мне предстоит ещё не одна битва за право быть хозяйкой в собственном доме.

А пока я мыла посуду после ужина, думала о том, что семья — это не только любовь. Это ещё и границы, и уважение.