Встала и бегом пошла на кухню! — крикнул на жену муж, не ожидая отпора
Вера стояла у окна, задумчиво перебирая бусины старого бабушкиного ожерелья. За стеклом сентябрьский ветер гонял листья по двору панельной пятиэтажки. Тридцать пять лет — не возраст, говорила ей мама. Но сейчас Вера чувствовала себя древней, как эти потускневшие янтарные бусины.
— Ты оглохла, что ли? — раздраженный голос мужа вывел её из оцепенения. — Встала и бегом пошла на кухню! Гости через час, а у нас ни стола, ничего!
Петр сидел в кресле, не отрываясь от телефона. На экране мелькали новости спортивных событий. В его голосе звучала привычная командная интонация, которую он принес с работы в строительной компании, где руководил бригадой рабочих.
Вера медленно повернулась от окна. Что-то изменилось в её обычно покорном взгляде.
— Знаешь, Петь, — тихо сказала она, — я, пожалуй, сегодня не буду готовить.
Петр оторвался от телефона. Такого за пятнадцать лет брака еще не случалось.
— Чего-чего? — он даже привстал с кресла. — А кто будет? Марья Ивановна с третьего этажа прибежит?
— Никто, — Вера сжала бусины в кулаке так, что костяшки побелели. — Отменяй своих друзей или готовь сам. Я устала.
Пётр недоуменно моргнул. Перед ним стояла его жена, но словно другой человек. Всегда тихая, исполнительная Вера, которая пятнадцать лет кивала на все его требования, вдруг взбунтовалась.
— Ты что, белены объелась? — он шагнул к ней. — Какие-такие фокусы? Мы всегда принимаем ребят по субботам!
— Вот именно, — кивнула Вера. — Мы принимаем. А готовлю, накрываю и убираю — я одна. И больше не хочу.
Пётр растерянно посмотрел на часы.
— Вер, ну хорош дурить. Они уже едут. Григорьичу звонить, отменять, что ли?
— Звони, — пожала плечами Вера и вышла из комнаты.
Вечер субботы в квартире Соколовых проходил необычно тихо. Пётр сидел в кухне, угрюмо допивая чай, и поглядывал на закрытую дверь спальни. Там, забравшись с ногами на кровать, Вера листала старый фотоальбом. На первых страницах они с Петром — молодые, улыбающиеся. Институт, первая съемная квартира, свадьба…
Телефон на тумбочке завибрировал. Сообщение от Лены, подруги юности: «Как дела? Сто лет не виделись».
Вера улыбнулась. Они действительно не виделись лет пять, с тех пор как Лена развелась и уехала в Питер начинать “новую жизнь”. Многие крутили пальцем у виска — бросить мужа, стабильную работу в бухгалтерии и уехать в никуда в сорок лет!
«Живу», — коротко ответила Вера.
«Только живёшь? — тут же пришёл ответ. — А как же “горишь, летаешь, смеёшься”?»
Вера усмехнулась, вспомнив их студенческий девиз. Потом нахмурилась, задумавшись, когда в последний раз она по-настоящему смеялась.
В дверь осторожно постучали.
— Вер, — голос Петра звучал непривычно мягко. — Может, поговорим?
Она открыла. Муж стоял с двумя чашками чая.
— Мир? — он протянул ей чашку.
Вера вздохнула:
— Дело не в мире, Петь. Просто я так больше не могу.
— Как — так? — он недоуменно поднял брови. — Что случилось-то? Утром всё было нормально.
— Нормально? — Вера покачала головой. — Петь, для тебя нормально — это когда я молча всё делаю. А я пятнадцать лет живу, как заведённая кукла. Работа-дом-готовка-уборка. И так по кругу. Без отдыха, без радости, без…
— Без чего? — нахмурился Пётр. — У нас всё есть. Квартира, машина, на море ездим каждый год…
— Без меня, — тихо ответила Вера. — Меня самой в этой жизни нет.
Пётр поставил чашку на тумбочку и тяжело опустился на край кровати.
— Что значит — нет? Вот же ты, сидишь. Чего тебе не хватает-то?
Вера посмотрела на него долгим взглядом.
— Знаешь, Петь, я хотела в художественную школу поступить. Ещё до свадьбы. А ты сказал — несерьёзно это, лучше в экономический…
— И правильно сказал! — вскинулся Пётр. — Где бы ты сейчас была с этими рисуночками? А так — приличная должность, стабильная зарплата…
— Я ненавижу свою работу, — спокойно сказала Вера. — Каждый день как на каторгу иду. И домой — тоже. Потому что дома ждёт вторая работа.
Пётр вскочил:
— Так, стоп. Сейчас начнётся концерт “я жертва, я несчастная”? Может, тебе ещё на шею табличку повесить “угнетённая женщина”?
Вера покачала головой:
— Видишь? Ты даже поговорить нормально не можешь. Только язвить и командовать.
— А что тут говорить? — развёл руками Пётр. — Нормально же жили. И вдруг тебе приспичило… что? Чего ты хочешь-то?
Вера посмотрела в окно. Там, за стеклом, кружились в свете фонаря жёлтые листья.
— Я хочу снова почувствовать себя живой, — медленно произнесла она. — Хочу просыпаться с мыслью “вау, впереди целый день!”, а не с ужасом “опять всё то же самое”. Хочу делать то, что нравится мне, а не только то, что нужно тебе или начальству. Хочу… свободы.
Петр хмыкнул:
— Насмотрелась сериалов? Или Ленка твоя питерская мозги запудрила?
Вера молча встала, подошла к шкафу и достала дорожную сумку.
— Ты чего это? — насторожился Пётр.
— Уезжаю на пару дней, — спокойно ответила Вера, складывая вещи. — Мне нужно подумать. И тебе тоже.
— Куда это ты собралась? — в его голосе появились панические нотки.
— К маме, — ответила Вера. — Не волнуйся, не к Ленке в Питер.
Пётр опустился на кровать и растерянно смотрел, как жена собирает вещи. Что-то происходило в его жизни, что-то неправильное, и он не понимал, как это остановить.
Квартира Анны Сергеевны, Вериной мамы, была маленькой, но уютной. После смерти мужа она продала большую квартиру в центре и купила однушку на окраине — “чтобы не чувствовать пустоты”, как она объяснила.
— Что случилось-то? — спросила мама, разливая чай. — Поругались?
Вера покачала головой:
— Не то чтобы… Мам, у тебя никогда не было ощущения, что жизнь проходит мимо?
Анна Сергеевна отставила чайник и внимательно посмотрела на дочь:
— Было. Когда твой отец ушёл, я думала — всё, конец. Сорок пять лет, половина жизни в никуда. А потом поняла — ещё полжизни впереди. И только от меня зависит, какими они будут.
Вера удивлённо посмотрела на мать. Она никогда не рассказывала об этом раньше.
— И что ты сделала?
— Записалась на курсы английского, — улыбнулась Анна Сергеевна. — Всегда мечтала, но отец твой считал — зачем в нашем возрасте. А потом в Испанию съездила, с группой. Там познакомилась с Михаилом Степановичем…
— С кем? — поперхнулась чаем Вера.
— Не делай круглые глаза, — рассмеялась мама. — Мы просто друзья. Ходим в театр, на выставки. Он вдовец, интеллигентный человек…
Вера смотрела на мать, словно видела её впервые. Всегда сдержанная, немногословная Анна Сергеевна вдруг оказалась… живым человеком со своими мечтами и радостями.
— А ты почему не рассказывала?
Мама пожала плечами:
— Ты не спрашивала. Всё о своих проблемах, о Петре, о работе…
Вера пристыженно опустила глаза. И правда — когда она в последний раз интересовалась жизнью матери?
Телефон завибрировал. Пётр: «Когда вернёшься?»
Вера отложила телефон. Потом взяла снова и написала: «Не знаю. Мне нужно время».
«Сколько?» — тут же пришёл ответ.
«Сколько понадобится», — ответила Вера и отключила телефон.
Утро понедельника началось с телефонного звонка. Звонила Марина Викторовна, начальница отдела.
— Вера Андреевна, вы где? Уже девять, планёрка началась!
Вера сидела на кухне у мамы и смотрела, как за окном падают листья с клёна.
— Марина Викторовна, я беру отгулы за свой счёт. На неделю.
— Что? — изумилась начальница. — Вера, у нас отчётный период! Квартал закрываем!
— Знаю, — спокойно ответила Вера. — Мои отчёты готовы, остальное может сделать Светлана. Я уже отправила ей все материалы.
— Но… — начальница на том конце провода явно растерялась. — Это так не делается! Нужно заявление, согласование…
— Я отправлю, — ответила Вера и отключилась.
Телефон тут же зазвонил снова. На этот раз Пётр.
— Вера, это уже не смешно, — его голос звучал устало и раздражённо. — Тебе на работу надо. И дома бардак.
— Я взяла отгулы, — ответила Вера. — А с бардаком… справишься как-нибудь. Ты взрослый человек.
— Вер, ну хватит дурить! — в голосе мужа появились просительные нотки. — Я всё понял, ты устала. Давай я тебе отпуск организую, на море поедем, отдохнёшь…
— Петь, — мягко перебила его Вера. — Дело не в усталости. Точнее, не только в ней. Мне нужно разобраться в себе. Понять, чего я хочу от жизни.
— От жизни? — в его голосе звучало искреннее недоумение. — Вер, тебе тридцать пять, какие ещё “хочу от жизни”? Всё уже устроено, налажено…
— Вот это и страшно, — вздохнула Вера. — Что в тридцать пять мне уже ничего не хочется. Как будто впереди только доживание.
Она услышала, как Пётр тяжело вздохнул.
— Ладно, — сказал он после паузы. — Разбирайся. Только… возвращайся, хорошо?
В его голосе прозвучало что-то такое, отчего у Веры защемило сердце. Страх? Тоска? Она не могла понять.
— Я постараюсь, — тихо ответила она.
В среду Вера проснулась с неожиданной мыслью: «А почему бы не сходить на эти курсы рисования?» Она давно видела объявление в соцсетях — набор в художественную студию для взрослых, недалеко от маминого дома.
К вечеру она уже сидела перед мольбертом, растерянно глядя на чистый лист бумаги. Вокруг были такие же взрослые люди — женщины, мужчины, все с одинаково смущёнными и одновременно воодушевлёнными лицами.
— Не бойтесь чистого листа, — улыбнулась преподавательница, молодая женщина с короткой стрижкой и в забрызганном красками фартуке. — Он не укусит. Начните с простого — с линии горизонта…
К концу двухчасового занятия у Веры болела рука и голова, но на душе было легко и радостно, как в детстве. Её рисунок — простой пейзаж с озером и деревьями — был неумелым, но живым.
— У вас хорошее чувство цвета, — сказала преподавательница, рассматривая работу. — Приходите ещё.
— Обязательно приду, — улыбнулась Вера.
По дороге домой она купила альбом для рисования и набор акварельных красок — самый дешёвый, но это не имело значения. Впервые за долгое время ей хотелось что-то делать просто так, для себя.
Пятничным вечером Вера сидела в маленьком кафе недалеко от маминого дома. Напротив — Лена, подруга юности, приехавшая из Питера по делам на пару дней.
— Я так и знала, — говорила Лена, размешивая сахар в капучино. — Ты всегда была слишком… покладистой. Как половичок у двери — все ноги вытирают, а ты молчишь.
— Не преувеличивай, — поморщилась Вера. — Просто так сложилось. Я сама всё это выбрала.
— Да ничего ты не выбирала, — фыркнула Лена. — Тебя с детства учили — будь хорошей девочкой, не перечь, сначала родителям, потом мужу… Вот ты и стала такой, какой от тебя все ждали.
Вера задумчиво смотрела в окно. Может, Ленка и права. Может, она действительно всю жизнь жила чужими ожиданиями.
— И что теперь? — спросила она. — Бросить всё и уехать, как ты?
Лена покачала головой:
— Не обязательно. Но начать жить по-своему — точно стоит. Знаешь, я после развода думала — всё, конец света. А оказалось — начало новой жизни. Да, тяжело было первое время. Зато теперь я занимаюсь тем, что люблю, живу где хочу…
— И с кем хочешь? — улыбнулась Вера.
Лена рассмеялась:
— И с этим полный порядок! Кстати, познакомила бы тебя с одним художником… Хотя, стоп, ты же замужем вроде как.
— Вроде как, — вздохнула Вера. — Сама не знаю, что дальше.
— А чего ты хочешь? — серьёзно спросила Лена.
Вера задумалась. Что она хочет? Расстаться с Петром? Начать новую жизнь? Или просто изменить старую?
— Не знаю, — честно ответила она. — Вот разбираюсь сейчас.
В воскресенье вечером Вера вернулась домой. Открыла дверь своим ключом и замерла на пороге. В квартире было чисто. Более того — что-то изменилось. Ваза с цветами на журнальном столике. Новые занавески в гостиной. И запах… запах свежеиспечённого пирога?
Из кухни выглянул Пётр. На нём был фартук — тот самый, который Вера подарила ему три года назад на день рождения, и который он ни разу не надевал.
— Привет, — сказал он, и в его голосе слышалось волнение. — Проходи. Ужин почти готов.
Вера медленно прошла в кухню. На столе — скатерть, свечи, бокалы. И пирог — немного кривоватый, но аппетитно пахнущий яблоками и корицей.
— Ты это… сам? — недоверчиво спросила она.
Пётр кивнул:
— Три раза пересолил, один раз пережёг… Этот — четвёртая попытка. Вроде ничего получилось.
Вера осторожно присела за стол, не зная, что сказать. Пётр сел напротив, нервно постукивая пальцами по столешнице.
— Я тут подумал, — начал он, глядя куда-то мимо Веры. — Ты права. Я… не замечал тебя. Точнее, замечал, но как… как часть обстановки, что ли. Типа, вот есть диван, есть холодильник, есть жена… Всё на своих местах, всё работает, и нормально.
Он поднял взгляд на Веру:
— А потом ты ушла. И я понял, что без дивана можно обойтись. Без холодильника — сложнее, но тоже можно. А вот без тебя… — он запнулся, подбирая слова. — Без тебя пусто. И страшно.
Вера молчала, комок в горле не давал говорить. Пётр неловко пожал плечами:
— Я не умею красиво говорить. Но я понял, что был неправ. И… если ты хочешь рисовать — рисуй. Хочешь учиться чему-то — учись. Я поддержу. Правда.
Он встал, подошёл к шкафу и достал что-то.
— Вот, — он протянул Вере большой пакет. — Купил тебе. Продавец сказал, что это хорошие краски. Профессиональные.
Вера открыла пакет и ахнула. Внутри был набор дорогих акварельных красок, кисти, бумага…
— Петь, — она подняла на него глаза. — Это же дорого!
— Да плевать, — отмахнулся он. — Ты важнее.
Вера смотрела на мужа, и в сердце боролись разные чувства. Недоверие — не очередная ли это попытка манипуляции? Надежда — а вдруг он правда всё понял? И что-то ещё, тёплое и щемящее, от чего хотелось и плакать, и смеяться одновременно.
— Я не знаю, — честно сказала она. — Не знаю, получится ли у нас всё исправить. Слишком много накопилось…
— Я понимаю, — кивнул Пётр. — Но я хочу попробовать. Ты… ты дашь мне шанс?
Вера долго смотрела на него. Потом медленно кивнула:
— Дам. Но, Петь, я не вернусь к прежней жизни. Не смогу и не хочу.
— Я знаю, — серьёзно ответил он. — И я не прошу. Давай… построим что-то новое? Вместе?
Он протянул ей руку через стол. Вера помедлила и вложила свою ладонь в его.
Прошло полгода. Вера сидела у окна в своей новой мастерской — маленькой комнатке, переделанной из кладовки. Здесь пахло красками и деревом, на стенах висели её работы — пока ещё любительские, но с каждым разом всё более уверенные.
За дверью слышался шум пылесоса — Пётр делал уборку. Теперь они делили домашние обязанности поровну. Не сразу, конечно — были и ссоры, и обиды, и откаты назад. Но постепенно, шаг за шагом, они учились жить по-новому.
Вера отложила кисть и посмотрела на почти законченный пейзаж — вид с холма на речку, залитую закатным солнцем. Они были там прошлым летом, ездили вдвоём, без компании Петиных друзей. Просто сидели на берегу, молчали, смотрели на воду. И Вера тогда подумала — вот оно, счастье. Тихое, спокойное, настоящее.
В дверь постучали. Пётр заглянул в комнату:
— Не отвлекаю? Мы сегодня в театр идём или как?
Вера улыбнулась:
— Идём, конечно. Дай только кисти помою.
Пётр кивнул и исчез за дверью. А Вера ещё немного посидела, глядя на свою картину. Река на ней текла куда-то вдаль, в неизвестность. Но в этой неизвестности не было страха — только предвкушение новых открытий и радостей.
Жизнь продолжалась. И это была её, Верина жизнь.