Мам, а баба Тома говорит, что ты нас не кормишь. И папу не кормишь. И всё время спишь.

Я сижу на кухне, передо мной дымится чашка остывшего чая. На часах полночь, дети давно спят, а муж где-то в гараже — “разбирает машину”. Тишина в доме обманчива: внутри меня буря. Сегодня я впервые всерьез задумалась о том, чтобы запретить мужу возить наших дочек к его матери. И это решение, которое я откладывала годами, теперь кажется единственным выходом. Но как сказать об этом мужу? Как объяснить детям? И как не разрушить семью, защищая её?

Меня зовут Аня, мне 34 года. У нас с мужем, Сашей, двое детей: Маша — 8 лет, и Соня — 4 года. Мы живем в Питере, в небольшой, но уютной квартире. Саша работает инженером, я — бухгалтер на удаленке, чтобы успевать забирать детей из школы и сада. Жизнь, казалось бы, налажена: у нас есть свой ритм, свои маленькие радости. Но есть и то, что отравляет мне жизнь уже не первый год — моя свекровь, Тамара Ивановна.

Мы с Тамарой Ивановной не нашли общий язык с самого начала. Ещё на свадьбе она громко сокрушалась, что её сын “мог бы найти получше”. Я тогда посмеялась: ну, свекровь, что с неё взять? Но со временем её слова и поступки начали складываться в четкую картину: я для неё — чужая, не та, кто достоин её сына. Она никогда не говорила это прямо, но её колкие замечания, взгляды и “шутки” делали своё дело.

— Аня, ты почему Сашу не кормишь нормально? Он у меня худой стал, — говорила она, глядя на мужа, который, кстати, никогда не жаловался на мою еду.

— Аня, ты бы за детьми лучше следила, у Маши вон колготки порваны, — добавляла она, хотя я только что забрала дочку из сада, где она носилась по площадке.

Я старалась не реагировать. Саша говорил: “Мам, хватит, всё нормально”. Но я видела, что ему проще отмахнуться, чем вступиться за меня. Со временем я поняла: общаться с ней мне не по силам. Мы перестали видеться. Я не запрещала Саше ездить к матери, не препятствовала, когда он брал с собой детей. Думала, что это правильно: у девочек должна быть бабушка, а у бабушки — внучки. Но теперь я жалею, что дала слабину.

Саша возит Машу и Соню к своей маме раз в две недели, иногда реже. У Тамары Ивановны большой дачный дом под Питером, там просторно, есть сад, качели, свежий воздух. Казалось бы, детям там хорошо. Но я стала замечать, что после этих поездок мои дочки возвращаются… другими.

Маша, моя умная, ласковая девочка, вдруг начала “шутить” в мой адрес. Как-то за ужином она выдала:

— Мам, а баба Тома говорит, что ты папу совсем не любишь, раз не гладишь ему рубашки.

Я замерла с ложкой в руке. Саша хмыкнул, будто это смешно. А мне было больно. Я глажу рубашки, готовлю обеды, встаю в шесть утра, чтобы собрать всех в сад и школу. Но главное — откуда у восьмилетней девочки такие мысли? Я посмотрела на Сашу, ожидая, что он скажет: “Маша, это неправда”. Но он лишь пожал плечами:

— Ну, мам, ты же знаешь, как бабушка любит поболтать.

Поболтать? Это не болтовня, это яд, который медленно травит мою дочь.

Соня, моя малышка, тоже начала приносить “новости” от бабушки. Недавно, когда я укладывала её спать, она вдруг сказала:

— Мам, а баба Тома говорит, что ты нас не кормишь. И папу не кормишь. И всё время спишь.

Я чуть не задохнулась от возмущения. Не кормлю? Я, которая каждый день готовлю на всю семью, пеку пироги по выходным, собираю Саше обеды на работу? Сплю? Да я забыла, что такое выспаться! С утра — сад, школа, уборка, готовка, вечером — уроки с Машей, игры с Соней. А ночью — работа, потому что днём времени не хватает.

— Сонечка, кто тебе такое сказал? — спросила я, стараясь говорить спокойно.

— Баба Тома, — ответила она, глядя на меня своими большими глазами. — Она говорит, что ты ленивая.

Я обняла её, чтобы скрыть слёзы. Ленивая? Это слово как нож в сердце. Но хуже всего было то, что я поняла: моя свекровь обсуждает меня с моими детьми. И не просто обсуждает — она настраивает их против меня.

Я пыталась говорить с Сашей. Не раз, не два. Сначала мягко, потом всё жёстче.

— Саш, твоя мама говорит детям гадости про меня. Это ненормально, — сказала я как-то вечером, когда мы остались одни.

Он закатил глаза, будто я снова завожу старую пластинку.

— Ань, ну преувеличиваешь ты. Мама просто болтает, она же не со зла. Дети всё равно знают, что ты хорошая мать.

— Не со зла? Саш, она говорит, что я ленивая, что не кормлю вас! Это что, шутки такие? — мой голос дрожал.

— Ну, скажу ей, чтобы не ляпала лишнего, — буркнул он, уткнувшись в телефон.

Но ничего не изменилось. Саша продолжал возить детей к матери, а я продолжала замечать, как они отдаляются от меня. Маша стала скрытной, перестала делиться своими секретами. Соня начала капризничать, повторяя бабушкины слова. А Саша… Он будто не видел проблемы. Или не хотел видеть.

Иногда мне кажется, что ему даже нравится эта ситуация. Он любит “подстегнуть” меня, бросить какую-нибудь шуточку в духе своей матери:

— Ань, ты чего такая уставшая? Опять всю ночь спала? — говорит он с ухмылкой, когда я возвращаюсь домой с детьми, с сумками из магазина, еле живая.

Я смеялась. Раньше. Теперь мне не смешно. Теперь я вижу, что он на стороне своей матери, даже если не говорит это вслух.

Последняя капля

Сегодня утром Саша объявил, что хочет отвезти Машу к своей маме на целую неделю. Мол, там будут внуки его сестры, Маше будет весело, компания детей, дача, свежий воздух.

— Саш, а Маша вообще хочет туда ехать? — спросила я, стараясь держать себя в руках.

— Конечно, хочет! Там же дети, карусели, малина с куста. Что ей дома сидеть? — ответил он, не глядя на меня.

Я пошла к Маше. Она сидела в своей комнате, рисовала.

— Маш, ты хочешь к бабе Томе на неделю? — спросила я, присев рядом.

Она пожала плечами.

— Ну, не знаю… Там весело, наверное. Но я бы лучше к бабе Лене поехала.

Баба Лена — моя мама. Она живёт в деревне под Псковом, в небольшом доме с садом и речкой неподалёку. Каждое лето мы ездим к ней на пару недель, и дети там счастливы. Маша обожает помогать бабушке поливать грядки, Соня бегает за цыплятами. И, главное, моя мама никогда не говорит гадостей про Сашу или его семью.

— А почему к бабе Лене? — спросила я, хотя уже знала ответ.

— Она добрая. И не говорит, что ты плохая, — тихо ответила Маша, не поднимая глаз от рисунка.

Я почувствовала, как комок в горлу подкатывает. Моя восьмилетняя дочь всё понимает. Она видит, что происходит. И ей это не нравится.

Я больше не хочу, чтобы мои дети ездили к свекрови. Я дала слабину, когда позволяла это делать, думая, что так будет лучше для всех. Но теперь я вижу: это разрушает мою семью. Мои дети слышат ложь обо мне, впитывают её, как губка. Они возвращаются чужими. А я теряю их — медленно, но верно.

Но как это сказать Саше? Он не поймет. Он скажет, что я истеричка, что лишаю детей бабушки. А может, он прав? Может, я действительно преувеличиваю? Эти сомнения грызут меня, не дают покоя.

Я сижу на кухне, смотрю на остывший чай и думаю: у нас есть другой путь. Мы можем поехать к моей маме, в Псков. Там дети будут счастливы, а я — спокойна. Но как убедить Сашу? Он не любит деревню, не любит долгие разговоры с моей мамой. И, главное, он не захочет ссориться со своей матерью.

Я знаю, что этот разговор неизбежен. И вот, Саша возвращается из гаража. Я набираю воздуха в грудь.

— Саш, нам надо поговорить, — начинаю я, когда он садится за стол с бутылкой пива.

— О чём? — он смотрит на меня с лёгкой ухмылкой, будто уже знает, что я затею “нерь”.

— Я не хочу, чтобы ты возил Машу к своей маме. И Соню тоже.

Он ставит бутылку на стол. Тишина.

— Это ещё что за новости? — Твоя мама настраивает детей против меня. Она говорит им, что я ленивая, что не кормлю вас, что сплю целыми днями. Маша и Соня это повторяют. Это ненормально, Саш.

Он качает головой, будто я несу чушь.

— Ань, ты опять за своё? Мама просто болтает, она любит преувеличивать. Дети же не дураки, они всё понимают.

— Они не понимают, Саш! Они верят ей! Маша сегодня сказала, что я плохая мама. Ты думаешь, мне это приятно слышать?

Он молчит, глядя в стол. Я продолжаю:

— Я предлагала Маше поехать к моей маме, в Псков. Она хочет туда. Почему мы не можем поехать туда всей семьёй? Там дети будут счастливы, а я не будем волноваться.

— К твоей маме? — он кривится. — Ань, ты же знаешь, я не люблю эти деревни. Да и маме обидно будет, если я перестану возить Машу. Она же бабушка, имеет право с внуками общаться.

— Имеет право? А я имею право защищать своих детей от лжи? — мой голос срывается. — Или тебе наплевать, что твоя мама делает с нашей семьёй?

Саша встаёт, отодвигая стул.

— Ань, не начинай. Я поговорю с мамой, скажу, чтобы не ляпала лишнего. Но запрещать я тебе детей возить не дам. Они — тоже мои дети.

Он уходит в спальню, а я остаюсь одна. Слёзы текут по щекам, но внутри я знаю: я не сдамся. Я буду бороться за своих девочек.