Мне стыдно за то, что я с тобой прожила 20 лет! – заявила жена, собирая чемоданы, а муж понял, что потерял навсегда

Василий Петрович проснулся от звука падающих предметов. Он с трудом разлепил глаза и сел на кровати, пытаясь понять, что происходит. В спальне было темно, только полоска света пробивалась из-под двери.

– Зина? Ты где? – хрипло позвал он, нащупывая тапочки. – Который час?

Ответа не последовало, только странный шум из гостиной продолжался. Василий Петрович натянул халат и, покряхтывая, поплёлся на звук. Распахнув дверь, он обомлел – посреди комнаты стояла его жена Зинаида и методично складывала вещи в большой чемодан. На полу вокруг валялись книги, какие-то коробки, фотоальбомы.

– Зина, ты что делаешь? – растерянно спросил он, щурясь от яркого света люстры.

Зинаида подняла на него глаза – холодные, чужие.

– Не видишь, что ли? Уезжаю.

Василий Петрович ошарашенно уставился на жену, с которой прожил почти два десятка лет. Она выглядела непривычно – подтянутая, с аккуратно уложенными волосами, в новом костюме, который он никогда раньше не видел.

– Куда уезжаешь? К Танюшке? – предположил он, имея в виду их дочь, которая жила в соседнем городе.

Зинаида фыркнула, даже не повернувшись к нему.

– Какая наивность! Нет, Вася, я уезжаю насовсем. От тебя ухожу.

Василий Петрович почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он тяжело опустился на диван, не в силах осознать услышанное.

– Ты… ты шутишь? – пробормотал он. – Зин, ты чего? Мы же… мы же…

– Мы же что? – перебила его Зинаида, выпрямляясь и скрестив руки на груди. – Прожили двадцать лет? И что? Ты думаешь, это повод продолжать эту комедию?

– Какую комедию? – Василий Петрович окончательно растерялся. – Зин, ты чего говоришь-то? У нас же всё нормально!

– Нормально? – Зинаида горько усмехнулась. – Ты действительно считаешь, что у нас всё нормально? Что я должна быть счастлива, живя с человеком, который двадцать лет не замечает ничего вокруг, кроме своего дивана и телевизора?

Василий Петрович потёр лицо руками, пытаясь прийти в себя. Что происходит? Ещё вчера вечером они спокойно ужинали, смотрели сериал, и Зина ничем не выдавала своих намерений.

– Зин, давай поговорим, – попросил он. – Давай спокойно всё обсудим. Что случилось-то?

– Случилось? – Зинаида вдруг расхохоталась, и от этого смеха Василию Петровичу стало не по себе. – Случилось то, что я наконец прозрела! Поняла, что потратила лучшие годы своей жизни непонятно на что. Мне стыдно за то, что я с тобой прожила 20 лет! Стыдно, понимаешь?

Эти слова хлестнули Василия Петровича как пощёчина. Он сидел, оглушённый, не находя слов.

– А… а чего ты раньше молчала? – наконец выдавил он. – Если тебе так плохо со мной было…

– Я не молчала, Вася, – устало ответила Зинаида, возвращаясь к сбору вещей. – Я говорила. Кричала. Плакала. Только ты не слышал. Тебе было всё равно. Ты вообще меня не видел и не слышал все эти годы.

– Неправда! – возмутился он. – Я всегда… Я же… Мы же семья!

– Семья? – Зинаида остановилась, держа в руках свадебный альбом. – Нет, Вася. Мы не семья. Мы – два чужих человека, случайно застрявших в одной квартире. И знаешь, что самое обидное? Я даже не могу тебя ненавидеть. Ты просто… пустое место.

Её слова ранили глубже, чем если бы она его ударила.

– Зина, ты не права, – Василий Петрович поднялся с дивана, пытаясь собраться с мыслями. – Я всегда заботился о тебе, о семье. Я работал, деньги приносил…

– Деньги, – эхом отозвалась Зинаида. – Да, ты приносил деньги. И думал, что этого достаточно. А что ещё? Когда ты в последний раз спрашивал, как я себя чувствую? Когда интересовался моими делами? Когда мы вообще разговаривали о чём-то, кроме счетов за квартиру и того, что приготовить на ужин?

Василий Петрович открыл рот, чтобы возразить, но понял, что не может вспомнить ни одного такого разговора. Неужели она права?

– Зин, если у тебя какие-то претензии, давай обсудим, – попытался он снова. – Люди столько лет вместе живут, всякое бывает. Можно же… ну, наладить всё.

– Наладить? – Зинаида покачала головой. – Поздно, Вася. Я пыталась. Годами пыталась. А теперь… теперь я просто хочу пожить для себя. Пока ещё не совсем старая.

Она вдруг выглядела такой решительной, такой… незнакомой. Кто эта женщина? Куда делась его тихая, домашняя Зина, которая никогда не перечила, всегда была рядом, заботилась, готовила, стирала?

– У тебя кто-то есть? – вдруг выпалил Василий Петрович, сам удивившись своему вопросу.

Зинаида посмотрела на него с каким-то странным выражением – то ли жалость, то ли усталость.

– Вот видишь, – тихо сказала она. – Ты даже представить не можешь, что я могу уйти просто так. Обязательно должен быть «кто-то». Потому что зачем ещё женщине менять свою жизнь, правда? Только ради мужчины.

– Я не… я не это имел в виду, – смутился Василий Петрович. – Просто как-то внезапно всё…

– Внезапно? – Зинаида снова рассмеялась, но в этом смехе не было ни капли веселья. – Вася, я три года назад сказала тебе, что если ничего не изменится, я уйду. Помнишь? Нет, конечно. Ты тогда газету читал и буркнул «ага».

Василий Петрович мучительно пытался вспомнить этот разговор, но не мог. Неужели она действительно говорила такое, а он пропустил мимо ушей?

– И куда ты пойдёшь? – спросил он, наблюдая, как жена аккуратно складывает в чемодан свои любимые платья.

– К Ларисе, – ответила Зинаида, не глядя на него. – Помнишь мою подругу по институту? Она давно звала меня к себе в Сочи. У неё свой пансионат.

– В Сочи? – растерянно повторил Василий Петрович. – Но… но как же… А работа твоя? А квартира?

– Я уволилась ещё месяц назад, – спокойно сказала Зинаида. – Получила расчёт. А квартира… Что ж, она на обоих нас записана. Можешь тут жить, я не претендую. Мне ничего не нужно, кроме личных вещей.

Василий Петрович почувствовал, как к горлу подкатывает ком. Месяц назад уволилась? А он и не заметил! Каждый день она уходила из дома, как обычно, а он даже не поинтересовался, куда она ходит, если не на работу.

– Зина, послушай, – он сделал шаг к ней. – Давай не будем торопиться. Давай вместе поедем в Сочи, отдохнём, подумаем…

Зинаида подняла руку, останавливая его.

– Нет, Вася. Поздно. Я всё решила. И знаешь, что самое смешное? Я ждала, что ты хоть сейчас попытаешься меня остановить. По-настоящему. Скажешь, что любишь, что я нужна тебе. Но ты говоришь только о каких-то практических вещах – о работе, о квартире. Тебе не меня жалко. Тебе жалко привычный уклад жизни.

Василий Петрович хотел возразить, сказать, что это неправда, что он любит её, но… действительно ли это так? Когда он в последний раз говорил ей о своих чувствах? Когда вообще думал о них?

– Автобус через два часа, – Зинаида взглянула на часы. – Я почти собралась.

– Подожди, – Василий Петрович вдруг почувствовал, что земля уходит из-под ног. – Ты уже и билет купила? Прямо сегодня уезжаешь?

– Да, Вася, – кивнула она. – Прямо сегодня. И знаешь, что? Я чувствую себя такой… свободной. Впервые за много лет.

Она улыбнулась – легко, молодо. Когда он в последний раз видел такую улыбку на её лице? Не может вспомнить.

– Но как же… как же Танюшка? – растерянно спросил он. – Ты ей сказала?

– Сказала, – кивнула Зинаида. – И она меня поддержала. Сказала, что давно пора.

Это был ещё один удар. Дочь знала! Знала и не сказала ему ни слова.

– И давно вы это обсуждаете? – глухо спросил он.

– Давно, Вася, – Зинаида закрыла чемодан и щёлкнула замками. – Уже год как. Только ты ничего не замечал, как обычно.

Она выпрямилась и обвела взглядом комнату, словно прощаясь.

– Знаешь, – сказала она вдруг задумчиво, – я ведь была счастлива, когда мы поженились. Такой наивной была, думала, что у нас будет настоящая семья. Любовь, взаимопонимание, поддержка. А получила… соседа по квартире.

Василий Петрович молчал. Что он мог сказать? Оправдываться? Но в чём? В том, что не замечал собственную жену? В том, что принимал её как должное, как часть интерьера?

– Ты хоть помнишь, когда мы в последний раз куда-то выбирались вместе? – спросила Зинаида. – Не к Танюшке на день рождения, а просто так, вдвоём?

Он напрягся, пытаясь вспомнить. В театр? В кино? На природу? Когда это было?

– Не помнишь, – констатировала Зинаида, видя его замешательство. – Это было семь лет назад. На годовщину свадьбы. Я тогда три месяца уговаривала тебя сходить в ресторан, и ты всё ворчал, что дома можно поесть.

Семь лет… Неужели правда так давно?

– А помнишь, я просила тебя поехать со мной в Крым три года назад? – продолжала Зинаида. – Ты сказал, что тебе и дома хорошо, с диваном и телевизором. И я поехала одна. А вернувшись, обнаружила, что ты даже не заметил моего отсутствия. Даже не спросил, как я отдохнула.

Василий Петрович смутно помнил эту историю. Действительно, Зина куда-то уезжала… Неужели он даже не поинтересовался её впечатлениями?

– Я… я не думал, что тебе это важно, – пробормотал он.

– В том-то и дело, Вася, – грустно улыбнулась Зинаида. – Ты вообще не думал обо мне. Никогда.

Она подошла к зеркалу, поправила причёску, надела серьги – маленькие жемчужины, которые когда-то давно подарил ей Василий Петрович. В день свадьбы, кажется.

– Почему ты решила уехать именно сейчас? – спросил он, наблюдая за её движениями. – Что изменилось?

Зинаида повернулась к нему, и в её глазах он увидел что-то, чего никогда раньше не замечал, – решимость.

– Я встретила свою одноклассницу, Нину, – сказала она. – Помнишь её? Нет, конечно. Ты никогда не интересовался моими друзьями. В общем, мы разговорились, и я узнала, что её муж недавно умер. Скоропостижно, инфаркт. И знаешь, что она мне сказала? Что только после его смерти поняла, как сильно его любила. Какими счастливыми были их годы вместе.

Зинаида помолчала, а потом продолжила:

– И я вдруг поняла, что если с тобой сейчас что-нибудь случится, я не буду скучать. Не буду плакать по ночам. Не буду вспоминать счастливые моменты – потому что их почти не было. И это… это страшно, Вася. Страшно осознавать, что ты прожила с человеком два десятка лет, а вспомнить нечего. Ничего, кроме разочарования и пустоты.

Василий Петрович почувствовал, как к глазам подступают слёзы. Неужели всё было так плохо? Неужели он настолько очерствел, что даже не замечал, как несчастна его жена?

– Зина, – он сделал шаг к ней, – я… я всё исправлю. Клянусь. Я изменюсь.

– Поздно, Вася, – покачала головой Зинаида. – Слишком поздно. Мне уже пятьдесят. Сколько мне осталось? Десять лет активной жизни? Пятнадцать? Я не хочу провести их, глядя, как ты смотришь телевизор.

Она взялась за ручку чемодана и покатила его к двери.

– Подожди! – Василий Петрович вдруг почувствовал острый страх. – Как же… как же я без тебя?

Зинаида остановилась у двери и посмотрела на него с грустной улыбкой.

– Точно так же, как и со мной, Вася. Ты даже не заметишь разницы. Разве что борщ придётся самому варить.

– Неправда! – воскликнул он, чувствуя, что теряет её безвозвратно. – Я… я люблю тебя, Зина!

Она покачала головой:

– Нет, Вася. Ты не любишь меня. Ты просто привык ко мне. Это не одно и то же.

Василий Петрович смотрел, как она открывает дверь, как выходит на лестничную клетку со своим чемоданом. Тысячи слов крутились в голове, но ни одно не казалось правильным, способным её остановить.

– Я… я буду ждать тебя, – выдавил он наконец. – Вдруг ты передумаешь…

– Не буду я передумывать, Вася, – твёрдо сказала Зинаида. – И ты не жди. Живи своей жизнью. Может, хоть теперь поймёшь, чего лишился.

И она ушла. Дверь закрылась с тихим щелчком, и Василий Петрович остался один в пустой квартире, где каждая вещь напоминала о Зине, но её самой больше не было.

Он медленно вернулся в гостиную и сел на диван – тот самый, на котором провёл столько вечеров, уткнувшись в телевизор, не замечая, как год за годом от него ускользает что-то важное, что-то бесценное.

На журнальном столике лежала газета, которую он читал вчера вечером. Рядом – недопитая чашка чая, уже остывшая. В углу комнаты мигал экраном телевизор – он даже не помнил, что оставил его включённым.

Василий Петрович обвёл взглядом комнату, пытаясь увидеть её глазами Зины. Что она видела все эти годы? Мужа, уткнувшегося в газету или телевизор? Человека, который не замечал её новую причёску, не слышал её рассказов о работе, не интересовался её мечтами и планами?

Он вдруг вспомнил, как несколько месяцев назад Зина спросила его, не хочет ли он поехать с ней в Санкт-Петербург. Просто так, на выходные. А он отмахнулся, сказав, что у него важный матч по телевизору. Какой матч? Кто играл? Он даже не помнит. А ведь это мог быть их шанс – вырваться из рутины, побыть вдвоём, как раньше…

В кармане халата завибрировал телефон. Танюшка. Наверное, Зина уже сообщила ей, что ушла.

– Алло, доченька, – ответил он, чувствуя, как дрожит голос.

– Папа, – в голосе дочери слышалась тревога. – Ты как? Мама мне всё рассказала.

– Нормально, – соврал он. – Всё… нормально.

– Папа, – Танюшка вздохнула, – я давно видела, что у вас не ладится. Мама… она последние годы была такая несчастная.

– Правда? – горько усмехнулся Василий Петрович. – А я и не заметил.

– В том-то и дело, пап, – мягко сказала дочь. – Ты никогда не замечал. Я помню, как мама плакала, когда ты забыл про их годовщину свадьбы. Помню, как она готовила тебе сюрприз на день рождения, а ты даже не поблагодарил. Она столько раз пыталась достучаться до тебя…

Василий Петрович молчал, слушая дочь. Каждое её слово было как удар ножа.

– Пап, ты… ты приезжай к нам с Мишей, – предложила Танюшка. – Не сиди там один. Мы тебя ждём.

– Спасибо, доченька, – пробормотал он. – Может, потом. Сейчас… сейчас мне надо подумать.

Он положил трубку и снова огляделся. Квартира казалась такой пустой без Зины. Как будто из неё вынули душу. И только сейчас он понял, что все эти годы душой их дома была именно она – тихая, незаметная, но такая необходимая.

Василий Петрович встал и медленно прошёл в спальню. На прикроватной тумбочке Зины осталась фотография – они вдвоём, молодые, счастливые, в день свадьбы. Она в белом платье, с букетом, сияющая от счастья. Он в костюме, гордый и влюблённый.

Когда же всё изменилось? Когда их жизнь превратилась в серую рутину? Когда он перестал видеть в Зине женщину, которую когда-то полюбил?

Василий Петрович сел на кровать и взял фотографию в руки. По щеке скатилась слеза и упала на стекло.

– Прости меня, Зиночка, – прошептал он, глядя на улыбающееся лицо молодой невесты. – Прости, что не сумел сделать тебя счастливой.

Но было уже поздно. Зина ушла, и он понимал, что потерял её навсегда. Потому что нельзя вернуть то, чего не ценил, когда имел.