Посудомойщица со шрамами от ожога, собирала деньги на пластическую операцию. Но однажды её начальник, заподозрив кражу, приказал открыть сумку прямо на выходе.

Лида знала — на личную жизнь можно было даже не рассчитывать. Пожар, случившийся в её детстве, оставил на лице уродливые рубцы. Трагедия коснулась не только её жизни, но и внешности. Ирония судьбы: тело почти не пострадало. Могла бы и родить когда-нибудь… если бы кто-то захотел быть рядом.

— Дочка, всё будет хорошо. Вот увидишь! Когда-нибудь мы соберём денег на пластического хирурга, и ты вернёшь себе лицо, — говорила мама.

Это были не просто слова. Мать работала до изнеможения, подхватывая любую возможную подработку. Но скромная зарплата медсестры не позволяла накопить на полноценную операцию. Тем более что они жили вдвоём, в старой общаге, где каждый рубль на счету.

— Мам, забудь об этом, — просила Лида. — Ты во всём себе отказываешь. Я за тебя боюсь. Я сама справлюсь. Может, и лучше так — не встретить такого подлеца, как мой отец, который бросил нас сразу после пожара!

— Ну зачем ты так? — мягко возражала мать. — Мы же не знаем всей правды. Может, с ним что-то случилось? Он был добрым человеком… Я до сих пор его люблю. И не жалею ни секунды. Рада, что у меня есть ты.

Её лицо при этих словах светилось странной, болезненной нежностью. Казалось, она до сих пор верит: он жив, помнит их, и однажды всё изменится. Они снова будут вместе. И станут счастливыми.

Мама часто показывала ей старую фотографию — ту, где они с отцом молоды, полны надежд. На снимке девушка с пшеничной косой щурится от солнца, а её мужчина — худенький брюнет — смотрит на неё с нежностью.

— Опять начнёшь? — раздражённо вздыхала Лида. — Сейчас скажешь, что я тоже там, только ещё внутри тебя. Что он ждал меня. Как будто это важно!

Она злилась, что мама заставляет её считать этого человека хорошим. Ведь всё было ясно: был пожар, больница, инвалидность, ожоги. А отец просто исчез. Не спас их. Не остался. Ушёл, даже не оглянувшись.

Лида давно решила для себя: пусть лучше он мёртв. Так больнее не будет. Но мать… мать продолжала его любить. Всю свою короткую жизнь.

Да, недолго она прожила. Несмотря на все свои силы, организм не выдержал. Сказались годы тяжёлой работы, постоянное напряжение, ожог лёгких, который сделал её дыхание тяжёлым и прерывистым.

— Прости, дочка… Не накопила тебе на операцию… Но кое-что всё-таки оставила. Я сделала всё, что могла. Боялась не дожить до твоих восемнадцати…

Позже Лида узнала, что мать жила на грани. По прогнозам врачей, она должна была уйти лет пять назад. Но оставалась ради неё. Ради дочери.

Из дневника, который мать вела годами, Лида узнала о её внутренней борьбе. О том, как каждое утро давалось с трудом. О том, как она делала вид, что ничего не болит, чтобы не пугать ребёнка.

Там же нашлось и то, что разбило сердце окончательно:

«Лида думает, что Витя бросил нас… Мне больно читать эти строки. Но она права. У него уже был сын — Артём. Возможно, он просто начал новую жизнь без нас. Но я не скажу ей об этом. Каждому ребёнку нужно верить, что он нужен отцу. А когда-то он нас очень любил…»

Дальше шли записи о боли, о страхе, о том, как сложно было дышать, как страшно было умирать, но как сильно она хотела остаться рядом с дочерью.

— Она просила никому не отдавать дневник, — сказала тётя Женя, передавая его Лиде. — Но ты должна знать правду. Твоя мама была героиней. Гордись ею. А если что — я всегда рядом.

Женя работала с матерью, была её лучшей подругой. Она пыталась заменить Лиде маму. Не смогла. Но старалась.

А Лида теперь только и делала, что винила себя. За равнодушие. За то, что не замечала, как плохо матери. За то, что верила словам: «У меня всё в порядке» . Следовало бы понимать её лучше. Беречь. Любить.

— Это я виновата! — повторяла она, рыдая у Жени на плече. — Она любила его… Это её разрывало. Из-за меня она работала до седьмого пота! А я всё равно осталась с этим уродством. Я бы миллион раз согласилась жить с этим лицом, лишь бы мамочка была жива!

Маленькая, хрупкая Лида плакала, обняв широкую грудь тёти Жени — женщины высокой, плотной, с характером, как у солдата. Совсем другая, чем мама. Но рядом с ней было тепло. И надёжно.

— Лидушка, не вини себя, — говорила Женя. — Твоя мама мне рассказывала: если бы не ты — она бы давно сдалась. Ты была смыслом. Её опорой. А когда она тебя утешала, чувствовала, что нужна. Ты многое в ней отражаешь. И потом, когда у тебя будет свой ребёнок… ты поймёшь меня.

С каждым днём Лида чувствовала, как становится похожа на мать. Во многом. И внешне, наверное, была бы такой же, если бы не ожоги. И характером — добрая, ранимая, но стойкая.

Теперь она всегда носила с собой ту самую фотографию. В кошельке, рядом с сердцем. Чтобы, когда станет совсем невыносимо, посмотреть на самого любимого человека — на маму. Конечно, были и другие снимки, но этот был особенным. Мама любила его больше всего. И Лида стала считать его своим талисманом. Будто через него можно было напиться её любви хоть чуть-чуть.

— Прости, мам… — шептала она в перерывах между сменами. — Я не могу быть такой доброй, как ты. Я злюсь на весь мир. Меня на работе считают уродиной. Говорят, что взяли только потому, что жалко. Мол, такую только посудомойкой и держать — иначе клиенты разбегутся. А я думаю про них всякие гадости. Хоть увольняйся.

Лида часто разговаривала с фотографией матери — особенно в перерывах между сменами. Ей, в общем-то, повезло, что вообще нашлась работа. Хоть и не самая престижная — посудомойка в ресторане. Но даже за это она была благодарна. Не хотела трогать мамины сбережения: «Если совсем припрёт — тогда и возьму». А пока ходила на работу каждый день, потому что нужно было куда-то деться от мыслей. От тяжёлых, давящих мыслей о том, что она всё равно останется одна. И когда умрёт, никто не заплачет. Только кто-нибудь пробормочет:
— Ну и слава богу. Больше нет этой страшной женщины.

С тех пор как мамы не стало, прошло уже два года. Но боль не исчезла. Каждое утро Лида просыпалась с надеждой услышать шаги в коридоре — будто мама снова проверяет, всё ли в порядке. Но в доме стояла тишина. Никто больше не заботился о ней. Никому не было дела — жива она или уже нет. Только одиночество шептало в ухо: ты никому не нужна. И только теперь, когда мамы не стало, Лида поняла, как много та занимала в её жизни. Просто невероятно много. Целый мир.

Работа была для Лиды испытанием. Особенно из-за Артёма Викторовича — владельца ресторана, который был рождён, как говорится, с золотой ложкой во рту. Ресторан ему купила маменька, чтобы отметить окончание английского университета. А теперь этот детина, здоровый, как борец, проводил время за жалобами на усталость, хотя ничего не делал. Только кричал на сотрудников, называл их «ворами», «уродами» и «халтурщиками».

Фактически весь ресторан держался на его матери и её подруге — Ирине Владимировне, которая формально числилась помощницей управляющего, а по сути — управляющей всех дел. Именно ей принадлежали идеи, решения, контроль. Если ресторан процветал — заслуга была её. И никаких других вариантов не существовало.

Ирина Владимировна — полная, добродушная женщина лет пятидесяти — относилась к сотрудникам с сочувствием, иногда даже тайком выдавала премии. Инга Тимофеевна, её подруга и мать Артёма, знала об этом, но особо не вмешивалась. Она прекрасно понимала: если бы не Ирина Владимировна, ресторан давно бы прогорел. Её сынок же только и умел, что сердиться и важничать.

Все в коллективе понимали: Артём Викторович не злодей, просто глуповатый, плохо воспитанный человек. Мать старалась сделать из него порядочного — это было видно. Но что-то пошло не так. Даже после множества дорогих курсов, репетиторов и заграничных визитов он остался тем, кем был — капризным, раздражительным и абсолютно бесполезным.

— Эй, Лидка! Слышишь? Опять начальник с катушек слетел! — шепнула Марина, коллега по работе, садясь рядом в перерыве. — Придумал, будто кто-то спёр деньги. Хотя вчера сам их из сейфа выгреб. Может, отправим запись Ирине Владимировне? Пусть приедет, защитит нас!

Марина, помимо работы, была матерью двоих детей и не хотела платить за чужие выдумки. Она искала выход.

— Да пусть обыскивает, — вздохнула Лида. — Что он может сделать? Мы уже привыкли. Он просто глупый. Такой уж выдался тип.

— Нет, я завтра обязательно пожалуюсь Ирине Владимировне! Только камеры трогать нельзя — Вова тогда попадёт. Он же нам не враг.

Вова работал охранником. Следил за камерами. И, странное дело, явно симпатизировал Лиде. То и дело помогал, предлагал то горячий чай, то поддержку. В прошлый раз, когда он решил вмешаться, информация каким-то образом дошла до Артёма. И Вовке едва не вручили увольнение.

— А ты ведь ему тоже нравишься, — подмигнула Марина. — Он переживает, что ты его не замечаешь.

— Да брось, — отмахнулась Лида. — Я же знаю, как я выгляжу. Он меня просто жалеет. А ты веришь всему, что видишь?

Марина не первый раз заводила эту тему. Лида знала, что Вова ей нравится. Но как можно строить что-то с человеком, если на лице — ожоги, а в душе — раны, которые не заживают?

— Зря ты так, — не сдавалась Марина. — Он смотрит не на лицо, а в душу. У меня нюх на такие вещи. Вот увидишь — на вашей свадьбе буду танцевать!

Лида лишь усмехнулась. «Какая свадьба? Какое счастье?» — думала она. Жизнь давно научила её не верить в сказки.

— Эй! Вам что, отдельно объяснять надо?! Выкладывайте кошельки! Я вас знаю — только и думаете, как украсть у меня!

Артём Викторович лично ворвался в подсобку, решив устроить внезапный обыск. Его любимое занятие — найти виноватого там, где его нет.

Лида и Марина молча протянули сумки. Марина вспотела — в её сумке лежали памперсы для маленького сына. Но денег там, конечно, не было. Ни своих, ни чужих.

— А теперь посмотрим, что прячет у себя… вождь краснокожих.

Он начал копаться в сумке Лиды. Достал кошелёк… и вдруг замер. Губы дрогнули, дыхание стало резким.

— Это кто у тебя здесь? — спросил он неожиданно тихо.

— Мои родители, — ответила Лида, не скрывая раздражения. — Но они точно не крали твои деньги.

Артём Викторович побледнел, потом покраснел. Не сказав ни слова, он бросил кошелёк обратно и почти выбежал из комнаты.

— Что это с ним? — удивлённо спросила Марина.

— Не знаю… Может, совесть проснулась? — пожала плечами Лида.

Они ещё долго гадали, что могло его так напугать. Но решили — случайность. Совпадение. Или, может, наконец, внутри него проснулось что-то человеческое.

Вечером Лида, как всегда, вернулась домой поздно и совершенно измотанная. Но вместо привычного уединения её встретили ехидные слова соседей по общежитию:

— Ой, Лидка, к тебе тут принц заглядывал! Наверное, на белом коне!

— Очень смешно! Вам бы только посудачить да попить побольше! – огрызнулась она, решив, что это очередная издёвка.

Но вскоре по коридору, шатаясь, к ней приближался начальник — Артём Викторович. Ну точно, пижон!

— Лидия… Я хотел извиниться… Можно с вами поговорить? – произнёс он необычным для себя голосом — робким и даже немного жалким. Не тот тон, что обычно у этого надменного и глуповатого человека.

Его заявление выбило Лиду из колеи.

— Хорошо… Проходите.

Не без раздражения она впустила его в свою скромную комнатушку с потемневшими обоями (их давно пора было переклеить, но они напоминали о маме) и старой мебелью.

— Я хотел поговорить… конфиденциально… – Артём явно был смущён.

— Ну что ж, я к вашим услугам, господин начальник, – сухо ответила она, не скрывая иронии. Что ему нужно, было совсем непонятно. Неужели правда извиниться? Такое за ним никогда не водилось!

— Дело в том… про ту фотографию… На ней мой отец. И я ничего не понимаю. Мама всегда говорила, что он погиб, но показывала именно эту фотографию. Я уверен!

— Но… – Лида замялась. Как такое может быть? Его мать Инга Тимофеевна — дочь обеспеченных родителей, а на фото явно деревня. Как они могли вообще пересечься?

Они ещё немного поговорили, и Артём вдруг стал казаться чуть менее самодовольным болваном. Он даже извинился за утренний обыск.

— Ну… Мы уже к вашим выходкам привыкли, – сухо ответила Лида. – Хотя вам, может, стоит завязать с выпивкой? Вы сами вчера взяли ту бутылку!

— Что?! Я?! – Артём хлопнул себя по лбу. – Да я такой идиот! Почему никто раньше мне об этом не сказал?!

— Потому что все считали: бесполезно. Вы же нас постоянно поносили.

— Глупо получается… Просто я хотел казаться крутым… уверенным в себе…

— Не вышло, – честно сказала Лида.

— Слушайте, давайте съездим к Ирине Владимировне? Она много знает о моей маме. Может, объяснит, как так всё случилось?

— Ни за что! Мои соседи и так треплются, будто за мной «принц» приехал. А если мы ещё уедем на вашем дорогом авто — они точно все из окон повыпадают! И потом год будут пересуды заводить!

— Да ладно! Не стану я вас у Вовки отбивать! Все же знают, что он в вас влюблен!

— Вы тоже в это втянуты?! – поразилась Лида. Оказывается, даже шеф заметил их «симпатию»? Их уже всех свадьбой угораздило?

— Ладно… Поедемте к Ирине Владимировне. Мне и самой интересно стало.

Лида решила, что прогулка с этим «пижоном» будет отличным способом подразнить сплетников. Демонстративно взяв Артёма под руку, она вышла в коридор. Результат превзошёл ожидания — почти все соседи высунулись из окон, чтобы посмотреть на «романтическую пару».

По пути Артём позвонил Ирине Владимировне, поэтому, когда они приехали, женщина была готова к серьёзному разговору.

— Наверное, пора раскрыть правду… От судьбы не убежишь… – вздохнула она. – Я родила сына от Виктора, вашего отца. Он тогда был женат. Ваша мама Инга не хотела разрушать семью и предложила отдать ребёнка в детдом. У неё как раз родился мёртвый малыш, и она попросила поменять детей. Затем взяла меня на работу. Я согласилась — это был шанс начать новую жизнь. Мой муж был очень ревнивым… И узнал, что у меня был роман с Виктором…

— Подождите… Вы были замужем? – удивилась Лида.

— Да… И простите… Если бы я знала, что из-за моего мужа погиб не только Витя, но и вы пострадали… Я бы обязательно помогла.

Оказалось, ревнивец, узнав о беременности жены от другого мужчины, не поверил, что связь прекращена. Он пробрался в дом Виктора, запер его в погребе и устроил пожар. Но был пьян и не заметил, что в доме находились жена и дочка Виктора — они не поехали к тётке, потому что Лида сломала ногу.

— Значит, мама была права… – прошептала Лида, сдерживая слёзы. Её отец не собирался бросать семью!

Позже муж Ирины Владимировны написал ей из тюрьмы, признавая вину. После пожара он тайно забрал останки и закопал их в лесу, а затем пустил слух, что Виктор сбежал от семьи. Сам он умер в заключении.

Артём молчал. Не проронил ни слова. Он никак не мог поверить, что Ирина Владимировна — его настоящая мать! И как он ещё пытался конкурировать с ней…

— Артём… Ты добрый и хороший человек. Просто… тебе пока не очень это удаётся, — тихо произнесла Ирина, ласково гладя сына по голове.

Долгое время они просто сидели в тишине. Затем женщина попросила Артёма ничего не говорить Инге о том, что он всё узнал.

— Понимаешь, для неё ты — сын, и она тебя безумно любит. Это будет болезненно для неё, если она узнает, что я рассказала тебе правду. Пусть всё остаётся как было… Ведь именно она нас спасла, меня и тебя.

— Хорошо… – после долгой паузы ответил Артём. – Но я передам ресторан тебе. А сам начну что-то своё… Что-то, чему научусь сам.

Прошло полгода. Ирина Владимировна стала полноценной хозяйкой ресторана, а Артём открыл собственную студию по реставрации и тюнингу ретроавтомобилей. Дело, которое ему всегда нравилось, но признаться в этом раньше казалось как-то «неприличным». Кстати, его отец Виктор был отличным механиком. Как говорится: «От гена никуда не денешься!»

Счастье сына стало главной наградой для матери.

Артём также оплатил Лиде операцию в одной из лучших клиник пластической хирургии. После неё Лида стала точной копией молодой Верочки — её мамы. Ожогов больше не было и в помине! Она была на седьмом небе от счастья!

Вова, её жених, немного расстроился:

— Теперь ты красавица, и брат у тебя богатый… А я вам зачем?

— Вов, ты же полюбил меня тогда, когда я была совсем не красавицей! Так не прогоняй же теперь, когда я похорошела! – шутливо обняла его Лида.

— Да я бы никогда! Кстати… Как там наша малышка?

Он нежно провёл рукой по её животу. Ничего особо заметного пока не было — Лида оставалась стройной, хотя и носила под сердцем их ребёнка уже семь месяцев.

— А давай сделаем фото! – внезапно предложила она.

Рядом как раз гуляли новобрачные со свадебным фотографом, и тот охотно согласился запечатлеть пару. Лида решила, что однажды расскажет дочери: это их первая семейная фотография.

Между прочим, о Марине тоже не забыли. Перед тем как официально покинуть свой пост, Артём отправил её учиться на профессионального повара — воплотить старую мечту. Теперь ей не нужно было изнурять себя тяжким трудом за гроши.

Когда девочка родилась, Лида часто рассказывала ей про бабушку Веру и дедушку Виктора, которые, как она была уверена, любят внучку с того света. Малышка, конечно, ничего не понимала, но радостно улыбалась во весь беззубый ротик.

Как-то ночью Лида увидела во сне отца. Он сказал, что никогда бы не бросил их с мамой и обязательно поддержал бы Артёма, но тот роман был случайностью — он много раз пожалел о нём.

— Прости, пап… Прости, что плохо о тебе думала, — прошептала во сне Лида и обняла родителей. И они ушли…

Проснулась она оттого, что Вова тряс её за плечи — услышал, как она плачет и говорит во сне, перепугался. Но Лида объяснила, что видела очень важный и добрый сон. Сказала то, что давно должна была сказать. И теперь была уверена: те, кого мы любим и кто любит нас — всегда рядом, всегда слышат нас.