Это наша квартира, и никто не будет нам указывать! — жена заявила после ссоры с роднёй

В кухне пахло жареным луком и чем-то кислым — Татьяна опять без спроса открыла холодильник и достала прокисшее молоко, демонстративно вылив его в раковину. «Вот как можно не следить за продуктами?» — её голос, звонкий и властный, заполнил всё пространство маленькой кухни.

Ольга стояла у окна, глядя на серые панельки соседнего дома. Три года. Три года она терпела эти бесконечные визиты, советы, замечания. Каждый раз, когда звонок в дверь раздавался без предупреждения, она знала — это Татьяна. И каждый раз у неё было «что-то срочное».

— Я вам тут продуктов принесла, — Татьяна выкладывала на стол пакеты. — А то знаю я вас, молодых — одними макаронами питаетесь.

Ольга сжала кулаки за спиной. В горле встал ком. Ей хотелось крикнуть, что они с Лёшей прекрасно справляются сами, что у них есть свой рацион, свои привычки. Что она умеет готовить не хуже Татьяны. Но она молчала.

Алексей сидел за столом, уткнувшись в телефон. Он старательно делал вид, что занят чем-то важным, лишь бы не участвовать в этом одностороннем разговоре. Его плечи были напряжены, а пальцы слишком быстро скользили по экрану — он просто листал, не вчитываясь.

— Так, ставлю кастрюлю, — Татьяна уже хозяйничала у плиты. — Сейчас борщ сварю, будет вам на неделю.

Ольга глубоко вздохнула. В носу защипало — то ли от лука, то ли от обиды. Она посмотрела на мужа, ища поддержки, но тот лишь виновато улыбнулся, не поднимая глаз.

— Татьяна Михайловна, — начала Ольга максимально спокойно, — мы вчера только суп сварили…

— Ой, какой там суп! — Татьяна махнула рукой. — Это так, водичка. Вот сейчас я вам покажу, как настоящий борщ готовится. Мама наша всегда так делала…

При упоминании мамы Алексей вздрогнул. Это был запрещённый приём — Татьяна всегда вспоминала маму, когда хотела надавить на брата. И это всегда работало.

Кухня наполнялась запахами и звуками чужой заботы. Татьяна гремела кастрюлями, что-то напевала, рассказывала про соседку с пятого этажа. А Ольга чувствовала, как их маленькая кухня, их личное пространство, становится всё теснее. Как будто стены сжимались, выдавливая из неё воздух.

Она посмотрела на часы — половина седьмого. Ещё минимум два часа этого кулинарного террора. Два часа пока борщ сварится, пока Татьяна будет учить их правильно его есть, пока будет рассказывать, как она устала, готовя для них…

«Господи, дай мне сил», — прошептала Ольга одними губами, глядя в окно на медленно темнеющее небо.

Дверной звонок прозвенел резко и требовательно, когда часы показывали начало девятого вечера. Ольга как раз достала из духовки яблочный пирог — первый раз пекла по новому рецепту, хотела порадовать Лёшу.

— Ой, как вовремя мы! — раздался в прихожей голос Татьяны. — А я думала, вы уже спите в такую рань.

Мы?

Ольга выглянула из кухни и замерла. Рядом с Татьяной стоял долговязый парень лет двадцати, с огромным рюкзаком за спиной.

— Знакомьтесь, это Кирилл, мой племянник, — Татьяна уже разувалась, как у себя дома. — Поступил в институт, общежитие только через месяц дадут. Поживёт у вас, тут как раз место есть.

Ольга почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Она посмотрела на мужа — тот стоял, прислонившись к стене, бледный как полотно.

— А вы… вы с нами об этом не хотели посоветоваться? — голос Ольги дрожал.

— А чего советоваться? — Татьяна уже прошла в комнату, осматривая углы. — Родня же! Вон там диван поставим, как раз места хватит.
Кирилл переминался с ноги на ногу в прихожей, явно чувствуя себя неловко. Было видно, что его самого эта ситуация напрягает.

— Лёш, — Ольга повернулась к мужу, — скажи что-нибудь…

Но Алексей молчал, опустив глаза. Как всегда. И это молчание стало последней каплей.

Ольга резко развернулась, вошла в кухню и с грохотом поставила чашку на стол.

— Это наша квартира, — её голос звенел от едва сдерживаемой ярости, — и никто не будет нам указывать!

Звенящая тишина повисла в воздухе. Татьяна застыла посреди комнаты, словно её ударили. Кирилл сделал шаг назад к двери.

— Вот значит как, — медленно произнесла Татьяна. — Вот как ты брата против семьи настраиваешь.

— Таня… — начал было Алексей.

Но Татьяна уже развернулась на каблуках:

— Пойдём, Кирилл. Найдём тебе другое место. Где родню ещё ценят.

Дверь хлопнула так, что задрожали стёкла. Запах яблочного пирога, который ещё пять минут назад казался таким уютным, теперь только усиливал тошноту.

Ольга опустилась на табурет и закрыла лицо руками. Она знала — это только начало.

Алексей сидел в офисе, уставившись в монитор невидящим взглядом. Цифры в таблице расплывались перед глазами. Телефон снова завибрировал — очередное голосовое от Татьяны.

“Лёша, ты совсем совесть потерял? Третий день трубку не берёшь! Мама бы в гробу перевернулась, если б узнала, как ты с родной сестрой обращаешься!”

Он машинально потёр висок. Голова раскалывалась. За последние три дня Татьяна прислала больше пятидесяти сообщений. Звонила по двадцать раз на дню.

“Эта твоя… — в голосе сестры звенела сталь, — она же тебя против всех настроила. Думаешь, я не вижу? Сначала от семьи отдалила, теперь квартиру делить не хочет. А ведь это наше, семейное!”

Новое сообщение. Пауза. Снова сообщение.
“Вспомни, как мама перед смертью просила нас держаться вместе. А ты? Ради какой-то…”

Алексей резко выключил звук. В кабинете повисла тишина, нарушаемая только гудением кондиционера. На столе стояла фотография: они с Ольгой в день свадьбы. Она улыбается так счастливо, так открыто. Он помнил, как Татьяна тогда сказала: “Не нравится мне её улыбка. Хитрая слишком.”

Телефон снова загорелся — теперь уже сообщение от Ольги: “Любимый, не забудь, у нас сегодня годовщина. Три года. Я приготовлю твой любимый стейк”.

Три года. Три года счастья, которые омрачались только одним — постоянным вмешательством Татьяны. Она была старше его на двенадцать лет и заменила ему мать, когда та умерла. Заменила… или заняла её место? Теперь он уже не был уверен.

Он открыл почту, пытаясь отвлечься работой. Но буквы прыгали перед глазами, складываясь в бесконечное “предательство”, “неблагодарный”, “мама бы плакала”.

В дверь постучали — это Сергей, начальник отдела.

— Лёш, ты в порядке? Третий день сам не свой.

— Да, я… — Алексей попытался улыбнуться. — Семейные проблемы.

— Сходи домой пораньше сегодня. Отдохни.

Домой. Где ждёт любимая жена. И где телефон будет разрываться от сообщений сестры. Где каждый звонок в дверь будет заставлять вздрагивать.

Он достал телефон, открыл диалог с Татьяной. Пальцы зависли над клавиатурой. Что он может ответить? Что выбрал жену? Что больше не хочет этого контроля?

Новое сообщение: “Я еду к тебе в офис. Поговорим как взрослые люди”.

Алексей резко встал. Схватил пиджак. Он не готов. Не готов выбирать. Не готов терять ни жену, ни сестру.

Пока спускался по лестнице, думал только об одном: когда же всё это закончится?

За окном накрапывал дождь. На кухонном столе, между чашками с нетронутым чаем, лежала потрёпанная коричневая папка. Старая, с загнутыми уголками — наверное, ещё мамина.

— Я долго думала, как лучше поступить, — Татьяна постукивала ногтями по столу. — Всю ночь не спала.

Она говорила спокойно, почти ласково. Так говорят с маленькими детьми, объясняя прописные истины. Ольга знала этот тон — именно им свекровь отчитывала её первое время. А теперь… теперь так же говорит её сестра.

— Лёшенька, — Татьяна подалась вперёд, — ты же понимаешь, что я не могу иначе? Мама хотела…
— Не надо.

— Что?

— Не надо про маму.

Алексей сидел, ссутулившись, словно пытался стать меньше. Его пальцы мяли салфетку — нервная привычка с детства. Ольга смотрела на эти пальцы и вспоминала, как пару недель назад они с мужем перебирали старые фотографии. На одной из них двенадцатилетний Лёша точно так же теребил рукав рубашки, стоя рядом с Татьяной. Уже тогда…

— Вот здесь и здесь, — Татьяна раскрыла папку. — Подпишешь — и всё будет как раньше. Ты же хочешь, чтобы всё было как раньше?

“Как раньше.” Ольга едва сдержала горький смех. Как раньше — это значит бесконечные визиты без предупреждения? Советы, от которых никто не просил? Упрёки? Манипуляции?

— А если нет? — голос Ольги прозвучал хрипло.

Татьяна медленно повернулась к ней:

— Что, прости?

— Если он не подпишет — что тогда?

— Тогда… — Татьяна улыбнулась краешком губ, — тогда будет суд. И поверь, милая, там всплывёт много интересного. Очень много.
Алексей поднял голову:

— Ты… ты мне угрожаешь?

— Что ты, братик. Я просто забочусь о справедливости. О том, чтобы всё было по-честному. Как мама учила.

Звук рвущейся салфетки. Алексей резко встал:

— Уходи.

— Лёша…

— Уходи! — он стукнул ладонью по столу. Чашки звякнули. — Хватит! Хватит давить на меня мамой, хватит угрожать! Ты… ты не имеешь права!

Татьяна отшатнулась. Впервые за все эти годы она видела брата таким — побелевшим от гнева, с дрожащими руками.

— Значит, вот как, — она начала медленно собирать бумаги. — Что ж… Придётся по-плохому.

Когда дверь за ней закрылась, на кухне повисла тишина. Только дождь всё так же стучал по карнизу — монотонно, равнодушно.

— Иди сюда, — Ольга обняла мужа за плечи. Он дрожал. — Всё будет хорошо.

— Правда? — он поднял на неё глаза, совсем как в детстве на той фотографии.
— Правда. Мы справимся.

Ночь выдалась душной. Ольга сидела на кухне в одной ночнушке, крутила в руках пустую чашку. Спать не хотелось. В голове крутились обрывки сегодняшнего разговора с Татьяной, её угрозы, её улыбка…

Скрипнула половица — Лёша. Только он умеет так ходить, словно извиняется за каждый шаг.

— Слышу – возишься. Чай будешь?

Ольга кивнула. Муж начал греметь чашками, искать заварку. Почему-то в этих привычных звуках было что-то успокаивающее.

— А помнишь, как ты меня с сестрой знакомил? — она невесело усмехнулась. — Я так готовилась, даже платье новое купила.

— А она даже не взглянула, — Лёша сел рядом, поставил чашки. — Всё с документами своими возилась.

— Я тогда чуть не разревелась в прихожей.

— Знаю.

Помолчали. В открытое окно доносился шум редких машин. Где-то вдалеке играла музыка — наверное, у соседей свадьба или день рождения.

— Лёш, — Ольга подняла глаза, — я больше не могу так. Каждый день как на пороховой бочке. Каждый звонок в дверь — это валерьянка. Я… я ведь тоже живой человек.

Он взял её за руку. Молча. Что тут скажешь?

— Но я понимаю её, — неожиданно добавила Ольга. — Знаешь, когда мама умерла, я тоже за брата хваталась. Боялась – уедет, женится, забудет. А Танька… она ж тебя вырастила считай.

— Двенадцать лет разницы, — Лёша потёр переносицу. — Она мне и сестра, и мать, и нянька. Была. А теперь…

— А теперь что?

— А теперь я не знаю, кто она. То ли сестра, то ли надзиратель.

Ольга придвинулась ближе, положила голову ему на плечо. От него пахло домом, теплом, чем-то родным.

— Может, есть выход? — прошептала она. — Какой-нибудь… не знаю. Чтобы и волки сыты, и овцы целы?

Лёша вдруг встрепенулся:

— Погоди-ка. Кажется… кажется, я придумал.

В кафе пахло корицей и свежей выпечкой. Татьяна сидела, выпрямив спину, смотрела куда-то поверх головы брата. На столе остывал нетронутый капучино.

— Дачный участок? — она скривила губы. — Ты предлагаешь мне обменять долю в квартире на этот заросший бурьяном клочок земли?

— Таня, послушай, — Алексей достал из папки документы. — Ты же сама говорила, что район там активно застраивается. Уже три коттеджных посёлка вокруг. Земля дорожает.

— Вот именно! И ты хочешь меня обмануть!

— Нет, — он придвинул к ней бумаги. — Смотри. Я всё посчитал. Продашь — выйдет даже больше, чем доля в квартире. Сможешь купить себе однушку. Или…

— Или что? — она наконец посмотрела ему в глаза.

— Или построишь дом. Маленький. Как ты всегда хотела.

Татьяна дёрнулась, словно от пощёчины. В детстве она часто рассказывала маленькому Лёше про свой будущий дом. С верандой. С большими окнами. С садом, где будут расти яблони.

— Ты… — её голос дрогнул. — Ты специально да? Давишь на больное?

— Нет, Тань. Просто предлагаю выход. Чтобы всем было хорошо.

Она отвернулась к окну. За стеклом спешили куда-то люди, везли колясочки молодые мамы, смеялись школьники.

— А как же… как же ты? Без меня?

Алексей накрыл её руку своей:

— Тань, я давно вырос. У меня есть семья. Но ты всегда будешь моей сестрой.

— Врёшь, — она резко выдернула руку. — Эта твоя… она же настроила тебя против меня.

— Нет. Это ты настроила себя против неё. С самого начала.

Татьяна молчала. Долго. Потом медленно взяла документы.

— Значит, вот так?

— Да.

— Что ж… — она поднялась. — Пусть будет участок. Но знай – я тебе этого не прощу.

Утро выдалось солнечным. Ольга протирала полки на кухне — теперь там больше не стояли бесконечные банки с соленьями от Татьяны. В раковине не громоздились кастрюли с супами “на неделю вперёд”. Непривычно пусто.

На подоконнике зацвёл кактус. Маленький, колючий, с нежно-розовым цветком. Ольга остановилась, разглядывая его.

— Надо же… Зацвёл всё-таки.

Лёша оторвался от ноутбука:

— А я говорил — ему просто место своё нужно было.

Ольга присела рядом:

— Как думаешь, она правда продаст участок?

— Не знаю, — он закрыл ноутбук. — Вчера риелтор звонил, говорит — уже три покупателя интересовались.

— А может, построит дом. Как мечтала.

Лёша помолчал, потом тихо сказал:

— Знаешь, я ведь каждое воскресенье ей звоню. Она трубку не берёт. Но я звоню.

Ольга обняла его за плечи. За окном щебетали птицы, ветер шевелил занавеску. Где-то на другом конце города Татьяна, наверное, тоже смотрит в окно. И, может быть, тоже думает о них.

— Иногда, — Лёша погладил её руку, — самая большая любовь — это отпустить.