Это чужая кровь. Я не хочу даже знать его имени, – строго произнесла свекровь

Дверь захлопнулась так, что задрожали чашки в буфете. Анна стояла посреди
прихожей, все еще ощущая холодный поцелуй свекрови в щеку и ледяное
послевкусие ее слов.

В ушах звенело. С озабоченным видом, вытирая руки о полотенце, в прихожую вышел муж – он мыл посуду.

– Что случилось? Мама улетела, как ураган. Вы что, поссорились? – спросил он, подходя ближе.

Анна медленно повернулась к нему. Ее глаза были огромными, полными недоумения и боли, которая только начинала разливаться теплой волной.

– Я… Я рассказала ей об Артёме. О том, что документы почти готовы, –
голос Анны предательски дрогнул. – Что скоро он будет жить с нами. Навсегда.

– И? – Сергей нахмурился, предчувствуя недоброе.

– И она… – Анна сделал глубокий вдох, пытаясь воспроизвести тот
холодный, отточенный тон. – Она сказала: “Поздравляю. Но запомните раз и
навсегда: этот мальчик – не мой внук. Ни по крови, ни по духу. И сидеть
с ним я не буду. Никогда”.

Повисла гнетущая тишина. Сергей побледнел. Он знал свою мать, знал ее жесткость и неприятие всего, что не вписывалось в ее картину мира.

Но такой откровенной жестокости, направленной на беззащитного ребенка и на
жену, пережившую столько боли из-за множества несостоявшихся беременностей и выкидышей… Этого он не ожидал…

– Она не может так говорить! – вырвалось у Сергея, кулаки сжались. – Это же просто… бесчеловечно!

– “Мои гены должны продолжаться”, – прошептала Анна, глядя куда-то мимо
мужа, в пустоту коридора. – “А это… подкидыш. Чужая кровь. Я не хочу
знать его имени. И не привозите его ко мне”, – вот ее слова, Сереж. Дословно.

Сергей подошел и обнял жену. Она прижалась к его груди, сдерживая рыдания. Годы надежд, разочарований, долгие походы по врачам, бессонные ночи отчаяния – и вот, наконец, свет в конце туннеля.

Маленький Артём, трехлетний кареглазый мальчуган из детского дома, уже завладел их сердцами за несколько встреч.

И этот свет их общий, их спасение. А теперь его попыталась затоптать Анастасия Семеновна.

– Она остынет, – произнес Сергей, но в его голосе не было уверенности. – Не может же она… Это же ребенок! Свыкнется, примет и поймет…

Прошло три месяца. Артем жил в доме новоиспеченных родителей. Его робкая улыбка постепенно становилась шире, испуганный взгляд – доверчивее.

Он осваивался, обживал свою комнату, наполненную игрушками, учился называть Анну “мама”, а Сергея – “папа”.

Анастасия Семеновна не звонила и не приходила. Как будто их семьи больше
не существовало.

Сергей пытался звонить ей, но разговоры были короткими и прохладными. Она интересовалась только его работой и здоровьем, упорно избегая любых упоминаний о новом члене семьи.

Анна чувствовала себя так, словно ходила по минному полю в собственном доме.

Каждый звонок в дверь заставлял ее непроизвольно вздрагивать: не она ли пришла?

Однажды теплым субботним утром семья из трех человек решила пойти в парк. Артём радостно топал ножками, сжимая пальцы Анны и Сергея, таща их к качелям.

И вот там, у песочницы, они увидели Анастасию Семеновну. Она сидела на скамейке, одинокая и прямая, как всегда.

Женщина смотрела куда-то вдаль, строгий профиль был обрамлен аккуратным седым каре.

Рядом, на скамейке, лежала сумочка. Она явно ждала кого-то – подругу или соседку.

Анна почувствовала, как Сергей напрягся. Артём, ничего не подозревая, увидел яркую бабочку и рванул вперед, прямо по направлению к скамейке.

Он подбежал совсем близко, завороженно следя за порхающим перед носом насекомым.

Анастасия Семеновна повернула голову. Ее взгляд скользнул по маленькой фигурке в яркой рубашке.

Ни тени удивления, ни признака узнавания. Ледяной взгляд встретился на мгновение с широко распахнутыми, любопытными глазами Артёма, и тут же был отведен в сторону.

Она сделала вид, что поправляет кружевной воротник, затем подняла подбородок и устремила взгляд строго в противоположную сторону.

Четко, демонстративно. Как будто перед ней было пустое место. Как будто мальчика в яркой рубашке, замершего в двух шагах от нее, просто не существовало.

Артём, почувствовав неловкость взрослого молчания, робко потянулся к Анне. Она быстро подошла и взяла его за руку.

– Пойдем, солнышко, там есть свободные качели, – сказала она громче, чем нужно, стараясь, чтобы голос не дрожал.

Они прошли мимо скамейки. Анна не посмотрела на Анастасию Семеновну. Сергей бросил на мать тяжелый, полный немого вопроса и осуждения взгляд.

Свекровь упорно смотрела в сторону, подбородок все так же был высоко поднят.

Только пальцы, сжимающие ручку сумки, побелели от напряжения. Вечером,
укладывая Артёма спать, Анна долго сидела у его кроватки, слушая
ровное дыхание.

Она погладила мягкие волосы мальчика, вглядываясь в безмятежное лицо. Боль от утренней сцены все еще ныла в груди, острая и жгучая.

Этот демонстративный взгляд сквозь него… Это было хуже любых слов. Сергей вошел в комнату и, присев рядом на корточки, крепко обнял жену за плечи.

– Прости, – прошептал он хрипло. – Я… я не знаю, что с ней делать. Я
говорил с ней сегодня вечером. Снова. Она… она просто твердит одно и
то же.

– Я знаю. “Не мой внук. Не моя кровь”, – она озабоченно вздохнула. – Но он наш сын, Сережа. Наш. И он здесь, он дома. И никакая ее… поза… этого не изменит.

Она наклонилась и поцеловала Артёма в лоб. Ее слезы упали ему на щеку, но он не проснулся.

– Не переживай, ее мнение на меня не влияет. Я люблю Артема и смогу его защитить, – твердо сказал Сергей, прижимаясь щекой к ее волосам. – От всего. И от ее холода тоже. Он будет знать, что его любят. Думаю, ему хватит и одной бабушки, твоей мамы.

Анна устало прикрыла веки. В памяти снова всплыл тот ледяной взгляд на скамейке.

Прошли еще годы. Артём закончил школу, поступил в университет. Он стал высоким, сильным, уверенным в себе молодым человеком.

Анастасия Семеновна постарела. Стала еще более замкнутой, еще более одинокой.

Сергей навещал ее из чувства долга, помогал по хозяйству, приносил
лекарства.

Они разговаривали о погоде, о его работе, о здоровье. Имя Артёма никогда не произносилось и не упоминалось даже вскользь.

Это было табу, незримая стена, которую женщина возвела и охраняла до последнего.

Когда Артёму было двадцать два, Анастасию Семеновну госпитализировали с тяжелым заболеванием.

Сергей дежурил у ее постели в больнице, держал за иссохшую руку. Анна предложила прийти, привезти Артёма – “Может, перед лицом…
она смягчится?” Сергей, с тенью бесконечной усталости в глазах, покачал
головой:

– Не надо. Она спросила сегодня утром: «Ты один?» Я сказал: «Да, мама». Она кивнула и закрыла глаза. Она не изменится, Аня. Никогда.

Анастасия Семеновна ушла тихо, во сне. На похороны пришли ее немногочисленные подруги, соседи, Сергей и Анна.

Артём приехал из другого города, где проходил практику. Он стоял чуть поодаль, в строгом черном костюме, глядя на гроб с женщиной, чье лицо он едва помнил.

После похорон, разбирая скудные вещи матери, Сергей нашел в шкатулке конверт.

На нем ее отчетливым и твердым почерком было написано: “Сергею. Вскрыть лично”.

Внутри лежало завещание, оформленное по всем правилам, где все ее скромное имущество переходило сыну.

И короткая записка, написанная тем же неизменным почерком, что и много лет назад: “Сынок. Прости, что причиняла тебе боль. Но я не могла поступить иначе. Чужая кровь – не родная. Пусть он будет счастлив с вами. Но внуком моим он не был и не будет. Мать.”

Сергей долго сидел с этой запиской в руках. В его глазах не было слез, только
глубокая, давно знакомая усталость и горечь.

Мужчина медленно, очень медленно, разорвал записку на мелкие кусочки и выбросил в мусорное ведро.

Анастасия Семеновна ушла из жизни, так и не сделав шага навстречу Артему. Не признав его и не приняв.

Ее предрассудки и страх остались неизменными до самого конца.